Мы постояли несколько мгновений, глядя на воду, а потом, не сговариваясь, побежали назад, к Грабби. Он был мертв. Работник лежал на спине, и лицо его исказилось до неузнаваемости. Ауриганец, вероятно, укусил Грабби своими ядовитыми зубами, как только тот бросился на него. Кожа Грабби была туго натянута на костях и странно блестела, ее покрывал ровный темно-красный цвет. Все его внутренности под воздействием яда ауриганца превратились в жидкость. Он напоминал огромный, в рост человека, протухший баклажан.
На шее и там, где прежде было лицо, остались ранки от укуса, и через них вытекала жидкость, так что тело Грабби медленно сморщивалось, оседая на истоптанное смертное ложе из муки и пыли. Вероятно, вид легендарной головы Медузы, превращавшей людей в камень, был не хуже этого зрелища, поскольку мы стояли в полном оцепенении. К жизни нас вернул выстрел из ружья фермера Грендона.
Он давно грозился застрелить меня. Теперь же, увидев, что мы уничтожаем его запасы муки и, похоже, собираемся увести теленка, он решил привести свою угрозу в исполнение. У нас не оставалось иного выхода, кроме как спасаться бегством. Объяснить что-либо Грендону было невозможно. Из дома выбежала Нэнси, пытаясь остановить отца, но на помощь ему пришел Некланд, который намеревался спустить с цепи собак.
Мы с Брюсом уехали на моей Дэйзи, с которой я не стал снимать седло. Быстро выведя ее из конюшни, я подсадил Брюса и собирался сесть сам, когда снова раздался выстрел, и я почувствовал жгучую боль в ноге. Брюс втащил меня в седло, и мы уехали; я был почти без сознания.
Теперь я лежу в постели и ходить смогу дня через два. К счастью, кость не задета.
Итак, Вы видите, что на ферме лежит проклятие. Когда-то я думал, что она может стать новым Эдемом, давая пищу богов людям, подобным богам. Вместо этого — увы! — первая встреча человечества с существами из иного мира оказалась гибельной, и Эдем стал полем битвы для войны миров. Неудивительно, что будущее представляется нам в столь мрачном свете!
Прежде чем закончить это чересчур длинное повествование, я должен ответить на вопрос, заданный в Вашем письме, и задать, в свою очередь, вопрос Вам — более личного характера, нежели Ваш.
Во-первых, Вы спрашиваете, являются ли ауриганцы полностью невидимыми, и утверждаете — если позволите процитировать Ваше письмо, что „любое изменение коэффициента преломления хрусталика сделает зрение невозможным, но без такого изменения сами глаза останутся видимыми, как стекловидные сферы. Для зрения также необходимо наличие видимого пурпура за сетчаткой и непрозрачной роговицы. Как же видят ваши ауриганцы?“ Судя по всему, они обходятся без зрения в нашем понимании и, таким образом, невидимы полностью. Как именно они „видят“, я не знаю, но какое бы чувство они для этого ни использовали, оно вполне их удовлетворяет. Как они общаются, я тоже не знаю — наше существо не издало ни единого звука, когда я пронзил вилами его ногу! — хотя ясно, что они это делают, и вполне успешно. Возможно, они сначала пытались общаться и с нами, с помощью какого-то таинственного чувства, которым мы не обладаем, и, не получив ответа, сочли нас столь же неразумными, как и наши животные. Если я прав, то какая же это трагедия!
Теперь — что касается моего личного вопроса. Я знаю, сэр, что по мере того, как Вы становитесь все более знаменитым, у вас все меньше остается свободного времени, но я чувствую, что события, происходящие здесь, в отдаленном уголке Восточной Англии, будут иметь огромное значение для будущего всего мира. Не сумели бы Вы выкроить время и нанести нам визит? Вы могли бы с комфортом устроиться в одной из наших двух гостиниц, а добраться до Коттерсолла проще всего поездом, хотя это и может показаться утомительным; от станции в Хейхэме сюда ходит омнибус, всего восемь миль. Вы сами сможете увидеть ферму Грендона и, если удастся, одного из этих инопланетных созданий. Я чувствую, что Вы столь же увлечены, как и озабочены известиями, которые получаете от Вашего покорного слуги, но я клянусь, что ничего не преувеличиваю. Надеюсь, Вы найдете время, чтобы приехать!
Если Вас еще требуется убеждать в этом, то подумайте о том, как рад будет Вашему приезду
Ваш искренний почитатель и друг,
Грегори Роллс».
Еще раз перечитав длинное письмо и вычеркнув несколько лишних эпитетов, удовлетворенный Грегори снова лег. У него было такое чувство, что он, хоть и выведенный временно из строя, все же продолжает борьбу.
Однако к вечеру появились тревожные новости. Томми, ученик пекаря, уже почти дошел до фермы Грендона, но потом вспомнил жуткие слухи об этом месте, ходившие по поселку, и остановился, размышляя, стоит ли идти дальше. С фермы доносился нестройный хор голосов животных, сопровождаемый ударами молотка, и, когда Томми подкрался ближе и увидел самого фермера, который с мрачным видом сооружал во дворе нечто напоминающее виселицу, он окончательно потерял голову и бросился назад по той же дороге, так и не отдав письмо Нэнси.
Вечером проведать друга зашел Брюс Фокс, и Грегори попытался уговорить его взять письмо. Но Фокс отказался, сославшись на то, что у него назначена важная встреча. Они немного побеседовали — в основном вспоминали кошмары вчерашнего дня — после чего Фокс ушел.
Грегори остался в постели, беспокоясь о Нэнси, пока миссис Фенн не принесла ему ужин. По крайней мере, теперь было ясно, почему ауриганцы не проникают в дом: для этого они слишком велики. Нэнси в безопасности, пока она находится в помещении — настолько, насколько вообще можно быть в безопасности в этом проклятом месте.
Этим вечером он заснул рано. Под утро ему приснился кошмар: будто он очутился в странном городе с красивыми современными зданиями, где жители носят сверкающие одежды. На одной из площадей росло дерево. Грегори в своем сне находился с этим деревом в особых отношениях: он кормил его. Его работа заключалась в том, чтобы толкать к дереву проходивших рядом людей. Это было слюнное дерево. По его гладкой коре стекали потоки слюны из красных губ, которые вместо листьев росли на ветвях. Питаясь людьми, оно выросло до огромных размеров. Несколько капель слюны попало на Грегори. Но он не растворился, вместо этого стало растворяться все, к чему он прикасался. Он заключил в объятия девушку, которую любил, и когда их губы слились в поцелуе, кожа сползла с ее лица.
Грегори проснулся весь в слезах и принялся искать в темноте кольцо газового рожка.
На следующее утро пришел доктор Кроучхорн и сказал Грегори, что ему придется полежать еще дня три, чтобы рана на ноге полностью зажила. Грегори вспоминал жуткий сон и думал о том, сколь беспечно он отнесся к Нэнси, девушке, которую он любил. Адресованное ей письмо все еще лежало возле кровати. Когда миссис Фенн принесла обед, он решил, что непременно должен увидеться с Нэнси. Забыв о еде, он выбрался из постели и начал медленно одеваться.
Боль в ноге ощущалась сильнее, чем он ожидал, но Грегори заставил себя спуститься вниз и без особых хлопот доковылял до конюшни. Дэйзи, казалось, была ему очень рада. Он погладил ее по носу и прижался щекой к голове, довольный, что они снова вместе.
— Может быть, подружка, сегодня мы едем туда последний раз, — сказал Грегори.
Оседлать лошадку удалось относительно легко, но сесть в седло оказалось намного сложнее. Наконец они отправились к владениям ауриганцев. Рана ныла все сильнее. Приходилось неоднократно останавливаться, чтобы пульсирующая боль в ноге успокоилась. Грегори чувствовал, что из раны снова пошла кровь.
Подъехав к ферме, он увидел то, что ученик пекаря принял за виселицу. Посреди двора стоял столб; на вершине его был укреплен фонарь, который ночью мог осветить большую часть двора.
Изменилось еще кое-что. За кормушкой для лошадей был возведен деревянный забор, отделяющий пруд от фермы. В одном месте доски были выломаны и растоптаны в щепы, как будто сквозь забор проломилось какое-то чудовище.