Что бы она сделала, если бы он сейчас провел руками по ее голым ногам, по ягодицам, обтянутым джинсами, по спине, плечам и задержался на груди, скрытой лишь тонкой материей?
Выругавшись про себя, Арчер сосредоточился на двери. Край между петлями выгнут, и скорее всего ломом. Он машинально ощупал пальцами измочаленные провода того, что когда-то было дверным электронным замком.
– Большинство электронных систем остается в закрытом положении, если отключается энергия, – сказал Арчер. – Этот замок работал по тому же принципу?
– Да.
– Внутри есть ручное устройство, разъединяющее механизм при необходимости, так?
– Да.
– Лэн проводил много времени один в сортировочном эллинге?
– Да.
– Кто-нибудь знал об этом?
– Да.
– Бесполезно.
Хотя в голосе Арчера не было ничего угрожающего, она вздрогнула.
– Ханна, вы просили меня приехать, я здесь, но когда пытаюсь что-то узнать от вас, у меня возникает ощущение, будто я открываю раковину голыми руками.
– Я была в порядке до того, как вы приехали. Знала, что могу рассчитывать только на себя и мне нельзя расслабляться. А теперь…
Арчер знал, что до его приезда она держалась лишь на нервах да адреналине и теперь близка к срыву.
– Хотите, чтобы я уехал?
– Нет.
– Ладно. Я не собирался уезжать, даже если бы вы попросили. Лэн убит, и я доведу расследование до конца. С вашей помощью или без нее.
– Знаю. Я поняла это, когда вы вернулись из Брума. Вы напугали меня своим видом. Как и сейчас. Так обычно выглядел Лэн. Смертельно опасным. Но ведь он был почти сумасшедшим, а вы в здравом уме. Я только надеюсь, что не совершила ошибки, пригласив вас сюда. Я больше не хочу никаких смертей. Мне просто нужна «Черная троица».
– Я не рассчитываю на справедливость по Ветхому Завету. Но так или иначе справедливость должна существовать. Покажите мне, что осталось от главного эллинга.
Ханна молча пошла назад по дорожке, ведущей к воде. Арчер следовал за нею, пытаясь не замечать ритмичного покачивания ее бедер. Он знал, что она не собирается его завлекать, просто идет и все.
«Так обычно выглядел Лэн. Смертельно опасным».
Арчеру не требовалось спрашивать Ханну, чтобы понять ее чувства к нему, так похожему на Лэна. Ведь он ассоциировался с худшими моментами ее жизни, когда Лэн стал превращаться из энергичного, мужественного человека в раздражительного сумасшедшего.
Да, Арчер понимал ее чувства. Он не должен был оставлять брата. Он не должен был приезжать сюда!
Но он здесь. Слишком поздно. Лэн погиб, и теперь он винил себя за бегство, хотя это было неразумно.
– Сколько раз вы получали штормовое предупреждение до начала бури? – спросил Арчер.
Ханна замедлила шаг, словно испугалась, обнаружив вдруг, что не одна. А может, на нее подействовала властность его тона.
– У нас было несколько дней, однако мы не ожидали ничего подобного, считали, что шторм пройдет в двухстах километрах к северу отсюда. Все резко изменилось за каких-то пару часов.
Дорожка расширилась, и Арчер пошел рядом с Ханной.
– Значит, убийца Лэна не располагал временем на подготовку.
Он говорил тихо, но она быстро огляделась, чтобы удостовериться, что их не подслушивают.
– Не надо.
– Что?
– Оглядываться. Вы показываете своему партнеру ущерб, нанесенный бурей, а я оцениваю состояние фермы.
– Вдруг…
– Не беспокойтесь. У меня глаза на затылке. Если за нами следят, то издалека.
– Мы смогли бы лучше увидеть все при дневном свете, – ответила она.
– Если понадобится, сделаем это завтра.
Правда, Арчер сомневался, что они останутся в «Жемчужной бухте», однако не хотел, чтобы Ханна заранее узнала про отъезд. Предостережение Эйприл Джой было однозначным. Не доверять никому.
В любом случае Арчер не хотел, чтобы люди узнали что-нибудь до тех пор, пока они не уехали.
– В темноте можно увидеть то, чего не увидишь днем.
– Вы говорите так, словно делали это раньше.
– Делал что?
– Искали убийц.
– Я искал множество вещей.
В лунном свете его волосы казались абсолютно черными, глаза серебристыми, линии рта суровыми и неприятными. Он напоминал прежнего Лэна, это человек, обученный убивать других людей.
По сравнению с ним даже руины сортировочного эллинга выглядели почти гостеприимными. Ханна заспешила вперед, но Арчер удержал ее.
– Погодите. – Не шепот, а дуновение бриза над угольно-темной водой.
– Почему…
Резкий кивок головы заставил Ханну умолкнуть.
– Поговорим нормальным тоном о «Жемчужной бухте», как она работает, что делаете вы. Никаких упоминаний о смерти Лэна. – Пальцы Арчера мягко сжали ее руку. – Начните с зимы, – тихо предложил он. – Что вы делали тогда?
– Я… мы… – Она вздохнула. – В июне, июле и августе мы собирали урожай жемчужин, которые были посеяны два года назад.
– Почему именно.зимой?
– В холодной воде перламутр ложится тонким слоем, поэтому имеет великолепный блеск.
– Каким был урожай в этом году?
– Не знаю. Этим всегда занимался Лэн, а я сеяла новые раковины. Своих экспериментальных малюток он доверял только мне. Иногда Коко.
Экспериментальные! Возможно, именно они и хранили секрет необычайных расплавленных радуг, мерцающих под черным стеклом. Но Арчер не хотел, чтобы их разговор услышал тот, кто бесшумно, по-кошачьи двигался по руинам эллинга.
– Два года от зерна до жемчужины? – спросил как бы ничего не подозревающий Арчер.
– Конечно, можно и быстрее. Некоторые японские жемчужницы дают урожай через шесть месяцев. Но высококачественный жемчуг должен иметь достаточно толстый слой перламутра, иначе жемчужина вскоре потускнеет. Значит, слой перламутра до образования бусинки…
– Бусинки? – прервал он ее нервную тираду.
– Круглый кусочек американской раковины моллюска, который мы используем для посева, называется бусинкой. То, что становится жемчужиной.
Издав понимающий свист, Арчер подождал, но Ханна, не поняв намека, продолжала говорить. Тогда он снова сжал ее руку, молча прося сконцентрироваться на данном месте и времени.
– Слой перламутра до образования бусинки, – напомнил он.
– Ну, – выдавила Ханна, смущенная нежным давлением его пальцев.
Контраст между этой нежностью и ртутным блеском глаз сбивал Ханну с толку.
– Ну… Перламутр должен составлять от десяти до четырнадцати процентов общего диаметра жемчужины. Натуральные, разумеется, на сто процентов состоят из перламутра. Лучшие и наиболее ценные из искусственно выращенных имеют от сорока до пятидесяти процентов, стоят несравненно дороже, чем жемчужины такого же размера и формы, однако не имеющие чудесного блеска, который могут дать только много слоев перламутра.
Арчер продолжал гладить ее руку, оправдываясь тем, что лишь успокаивает Ханну, напоминая ей о необходимости вести разговор.
– Если дополнительные восемнадцать месяцев в воде способствуют образованию высококачественного жемчуга, почему же никто не оставляет раковины в стакане воды? Это принесет больше денег.
– Чем дольше вы ждете урожая, тем больше вероятность, что жемчужина испортится или потеряет округлость. Лэн решил, что два года – оптимальный срок.
Арчер нежно рисовал круги на чувствительной внутренней стороне ее руки. Ей следовало бы отстраниться, но Ханна замерла и с чувством, больше похожим на ожидание, чем на беспокойство, заглянула ему в глаза. Арчер не смотрел на нее, казалось, погрузившись в созерцание тропической ночи. Видимо, он ждал… чего-то. Если бы не ласка, она бы подумала, что он попросту забыл о ее существовании.
– Продолжайте говорить, – прошептал он. Ханна набрала в легкие воздух, будто собиралась нырнуть.