– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Я совершенно уверена, что ей лучше без меня. Но мне ее не хватает.
Сэму понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что в гимнастическом зале отеля слиты два плещущих звука – звук потоков воды, обрушивающихся на стекла атриума над залом, и более тихий и ритмичный звук, доносившийся из бассейна. Был уже час ночи, и хотя Сэм хорошо знал, насколько современные бизнесмены одержимы физическими упражнениями, он не мог представить, что окажется здесь не в одиночестве. Разумеется, он пришел сюда не для того, чтобы упражняться, – он поддерживал себя в хорошей физической форме благодаря своей работе.
Сэм зашел сюда, чтобы осмотреть некоторые инженерные особенности бассейна; он пошел в направлении звука. При виде женщины, плававшей в бассейне, у него перехватило дух.
Сэм не сомневался, хотя лицо пловчихи было постоянно погружено в воду, что перед ним – Мейлин. Она плавала не хуже чемпионки, и это впечатление подтверждал ее купальный костюм. Однако волосы у нее не соответствовали общему имиджу – вместо того, чтобы убрать их под шапочку, она оставила их на свободе, и они неслись за ней, как длинная черная лента, не менее гибкая, чем она сама.
Сэм как-то сказал ей, что хочет видеть ее хотя бы раз в неделю, и она с радостью согласилась, хотя эти визиты не были необходимы. Она не была нужна ему по-настоящему, пока возводится каркас здания. Но начиная со следующей недели Мейлин будет нужна ему почти ежедневно.
Нужна ему… она нужна ему… каждый день.
Пока строительство шло нормально, даже с опережением графика, и потребовалось гораздо меньше отклонений от проекта, чем думал Сэм. Но успокаиваться было рано: самая трудная часть – впереди, когда начнется наращивание на серебристый скелет белоснежной плоти. Это будет самый напряженный период для Сэма и Мейлин. Смогут ли они сработаться и не позволить профессиональным разногласиям перейти в личные?
– А! Это вы!
– Привет! – поздоровался он.
Она была в середине бассейна, попав в тень, отбрасываемую Сэмом.
– Что вы тут делаете, Ковбой?
– Мне хотелось взглянуть на атриум. Мне кажется, что в атриуме «Дворца» можно применить ту же схему с небольшим изменением.
– Пожалуй, – нахмурилась Мейлин. – А сколько времени вы здесь?
– Ровно столько, чтобы убедиться, как хорошо вы плаваете. Вы участвовали в соревнованиях?
– Нет.
– Тогда как вам удалось развить такую технику?
– Наверное потому, что я научилась плавать еще раньше, чем ходить. – Плавая, Мейлин думала о том, не потому ли ей приятны воспоминания о тропических ливнях, что они напоминают плавание в бассейне. Не поэтому ли она чувствует себя защищенной? «Нет, – решила она, – плавание дает совсем другие переживания, чем звук ливня». – Так хотела моя мать.
– Она была спортсменкой?
– Нет. Она вообще не умела плавать, хотя первые тринадцать лет прожила на лодке в заливе Абердин.
– А потом сошла на берег?
– Обрушился тайфун. Вся ее семья погибла.
– Но ее спасли?
– Она сама спаслась, – тихо ответила Мейлин. Это была правда, хотя Джулиана никогда не приписывала себе заслуг по своему спасению. По рассказам Джулианы получалось, что ее, с согласия богов, спасла доска от «Жемчужной луны», потом шофер грузовика, потом Вивьен, а еще через пять лет самый главный спаситель – Гарретт Уитакер.
Мейлин остановилась на середине бассейна, и водяные капли сверкали, как алмазы, на ее угольно-черных прядях. Однако, несмотря на их сияние, Сэм заметил, что на ее лицо набежала тень.
– Мейлин, я плачу за эту вашу мрачную мысль несколько тысяч американских долларов.
– Она того не стоит.
– Но позвольте мне самому решить!
– Она того не стоит.
– Отлично, – улыбнулся Сэм, – тогда двадцать гонконгских долларов.
Мейлин отрицательно покачала головой, словно маленькая черная змейка просила о пощаде, а не бросала вызов. От этого жеста алмазы с ее ресниц попали на щеки и превратились в блестящие капельки слез.
– О'кэй, – согласился Сэм, – пусть эта мысль останется с вами. Я только хотел убедиться, что тут нет рецидива.
– Рецидива?
– Ну да, я понимаю, что для ковбоя это слишком умное слово. Но мне кажется, я использую его правильно. Мне просто хотелось убедиться, что вы не впадаете в какое-то самоубийство, как шесть недель назад.
– Ну, а вы не впали?
– Ни на сигарету.
– Наверное, вы были не слишком-то серьезным курильщиком.
– Я был очень серьезным курильщиком, Джейд. Так что, надеюсь, вы тоже серьезно подходите к нашему соглашению. – Вы замерзли, – сказал Сэм, заметив, что девушка дрожит, – но не собираетесь выбираться из воды, пока я тут маячу?
Мейлин взглянула на него, и ее голубоватые губы слегка улыбнулись.
– Просто мне нужно сделать еще несколько заплывов. Тогда я согреюсь.
– Отлично. Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Ковбой.
Сэм начал уже поворачиваться, но вдруг остановился и спросил ее:
– А что вы думаете о дожде?
– Мне кажется, это мило. Только не знаю, почему.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Четверг, 2 сентября 1993 г.
Мейлин шла по давно не хоженной тропинке детства, а струи дождя беспрепятственно стекали по ее распущенным волосам. Она знала, что скорее всего похожа на сумасшедшую – призрак в ковбойских сапогах и джинсах, бредущий навстречу ливню, вместо того чтобы укрыться от него. Ее лицо было умыто струями дождя, нефритовые глаза искали между его нитями какую-то скрытую там правду.
Она знала, что притягивает людские взгляды, но ей было наплевать. Она искала свои воспоминания – иллюзорные, невидимые, – но страшно важные и реальные для нее самой.
Ее путешествие в дожде проходило по священным местам детства, где когда-то ее водила мать, местам, где любовь, ложь и сказка сплелись воедино. Она шла от серебристых волн залива к зелени Пика Виктории, поднялась на сам Пик и здесь нашла то самое место, где встретились в тот давний апрельский день ее отец и мать. Тут, под яростными струями ливня, Мейлин простояла дольше всего. Они часто приходили сюда с Джулианой. Правда, никогда в такой ненастный день. Ее снова охватили воспоминания, но это не объяснило, почему же ей так приятен дождь.
Дождливое странствие Мейлин началось на рассвете и закончилось только в пять дня, а она так и не нашла ответа, так и не поняла, почему дождь и любовь соединились в ее памяти. Она решила, что это просто ложная память. И навсегда это останется для нее только лишь ощущением, а не настоящим воспоминанием; двадцать восемь лет назад в такие же дождливые февральские дни мать бродила по городу, качая ее на руках. Она была молода, ей было холодно и страшно, но ее маленькая дочь ощущала только тепло, несмотря на дождь.
– Сегодня мы не сможем отплыть, Ив, – сказал Тайлер, когда она позвонила ему в девять. И потом очень тихо добавил: – Для таких дней я снял для нас номер на Мид Левелз.
Она не могла появиться в его номере в «Риджент»: в изысканном холле отеля ее нелепый туристский наряд привлек бы слишком много любопытных взглядов. Комнаты на Робинзон-роуд были совершенно безопасны – все остальные их обитатели будут на работе до сумерек.
И вот теперь, через три часа после ее звонка, Тайлер с нетерпением и тревогой ждал ее, думая о том, какой день им предстоит пережить. С того июльского дня они практически каждую неделю плавали на яхте, наслаждаясь взглядами друг друга, нежными словами и еще более нежными улыбками. Они говорили только о настоящем: о покрытых зелеными джунглями островах, птицах, изящно скользивших над головами, ходе лодки под всеми парусами, об игре золотых лучей солнца на голубовато-зеленых волнах.
Красота окружающей их природы завораживала Ив и Тайлера, но для него самым большим чудом была сама Ив. Он с каждой минутой все сильнее верил, что ее голубые глаза все яснее видят его любовь… и его мечту.