Пальцы Алисон тоже замерли.
– Мне кажется, Мейлин, вам необходимо простить саму себя.
– Доброе утро, любовь моя. – Низкий голос Джеффри, разбудившего жену, звучал чрезвычайно ласково.
Нагая и растерзанная, Ив лежала среди атласных простыней их супружеской постели. Джеффри, уже полностью одетый, склонился над ней. Мир за окнами их спальни был еще угольно-серым, рассветные лучи осеннего солнца лишь начинали преодолевать черноту ночи.
Это была самая черная ночь в Замке. Джеффри этого хотел. И он получил это. Еще никогда его требования не были такими жестокими, никогда его страсть не была так ненасытна. Словно извиняясь за недостаток внимания к ней за последние несколько месяцев, он отпустил вожжи.
И теперь его голос звучал так, словно он извинялся:
– Ты выглядишь такой усталой, дорогая. Почему бы тебе сегодня не остаться дома? В Замке – и в постели. Не беспокойся, я не стану навещать тебя днем. Но будь осторожна, Ив, тебе нужен покой. Теперь, моя принцесса, когда я снова открыл тебя, мне тебя будет не хватать. – Его улыбка стала еще нежнее, в глазах горело желание. – У тебя ведь ничего важного на сегодня, разве нет?
– Только примерка в «Жемчужной луне».
«И целый день счастья с Тайлером», – подумал Джеффри.
– Ну, это легко отменить. Теперь мне кажется неважным, как ты одета и будешь ли одета вообще. – Он снова наклонился над ней, запустил руку под атласную ткань и захватил грудь, в то время как его губы требовательно впились в ее опухшие и еще не отошедшие от приступа ночной страсти мужа. И затем он пообещал – тоном, в котором Ив послышалась угроза: – Мы увидимся вечером.
Ив знала, что рано или поздно Джеффри снова предъявит на нее права. Именно поэтому она перестала принимать аспирин от головной боли – от него у нее на коже легче возникали синяки, а она по опыту знала, что если Джеффри овладевает ею, даже закутанной в атласные покрывала, его чудовищная страсть все равно оставляет следы на ее теле. Она хотела бы, чтобы эти следы были маленькими и легко объяснимыми, например, тем, что она оступилась в саду или ее каблук запутался в ковровом покрытии – она не хотела посвящать Тайлера в тайны своего брака.
Но теперь, после этой ночи, багровые следы от его «любви» на ее белоснежной коже даже без аспирина будут гораздо больше, чем когда-либо. Пройдет немало времени, прежде чем она сможет заниматься любовью с Тайлером.
Все тело Ив болело от нанесенных ран, но сильнее всего болело ее сердце. Мечта, всего шесть недель назад казавшаяся реальной, теперь недостижима.
«Беги сегодня, немедленно, – молило ее измученное тело. – Ты думаешь, что слишком слаба, чтобы пройти по Маунт Остин-роуд, но это не так. Тайлер может забрать тебя, он привезет тебя к Лили Кай, и ты признаешься девочке, что та была, как это ни поразительно, права, ты не сможешь быть в Гонконге в декабре. Скажи ей, что она прекрасно справится и без тебя, что операция пройдет успешно, что твое сердце всегда с ней… что твоя душа прилетит к ней из любой точки мира.
Лили выживет, ты же знаешь это, она должна выжить, но ты можешь и не уцелеть, если немедленно не бежишь отсюда».
«Но я выживу, – мужественно сказала себе Ив. – Я выполню свое обещание Лили… и после ее операции мы с Тайлером уплывем в мечту».
Было как-то странно звонить Тайлеру из Замка. Ив редко звонила по своим делам из места, которое должна была считать своим домом. Замок принадлежал Джеффри, а не ей, и даже в одиночестве она не чувствовала себя здесь комфортно. Иногда ей казалось, что за ней наблюдают, что в общем-то соответствовало истине. В любой момент могли появиться повар или горничная. У них было совершенно непонятное расписание, совершенно непредсказуемое, словно Джеффри специально хотел, чтобы она остерегалась, всегда опасалась того, что ее могут услышать или увидеть.
– Я не смогу увидеть тебя сегодня, – сказала она Тайлеру, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно суше. Она отменяла их любовное свидание самым сухим, самым деловым тоном, словно речь шла о деловой встрече или примерке.
– Что случилось, Ив?
– Ничего. У меня насморк, только и всего.
– Тогда предоставь мне возможность позаботиться о тебе. Я приеду за тобой, укутаю тебя, сварю тебе суп…
– Нет, – прервала она поток его слов. И потом более мягко добавила: – Спасибо. Я должна оставаться здесь. Джеффри знает, что я больна, и, вероятно, он позвонит мне. Теперь мне надо идти. Мне кажется, повар идет.
– Я люблю тебя.
– Я… я тоже.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Нефритовый дворец»
Пятница, 29 октября 1993 г.
Бамбуковые леса и изумрудная строительная сетка, накрывающая Дворец, будут убраны только в начале декабря; только тогда Гонконг убедится, что новый проект Джеймса Дрейка действительно драгоценная жемчужина, а не блестящая подделка.
Но Сэм Каултер знал это уже сейчас. Подобно тому, как он мог представить себе здание еще до того, как был вырыт фундамент, он мог видеть сквозь маскирующую задние зеленую оболочку – и то, что он видел, превосходило даже самые смелые его мечты.
Но что такое были эти мечты и само здание по сравнению с тем, что он увидел, подходя к своему вагончику в конце рабочего дня в эту пятницу: из окошка смотрела на здание его ковбойка в джинсах и сапогах; она сияла от счастья.
Мейлин не слышала, как он вошел, и не почувствовала его, когда он подкрадывался к ней.
– Мы справились, – тихо сказал он, когда оказался у нее за спиной.
Она повернулась и спросила, глядя прямо в его улыбающиеся глаза:
– Вы полагаете?
– Я знаю. А вы?
Хотя выражение счастья еще не исчезло с ее лица, она неопределенно пожала плечами:
– Я не буду уверена в этом, пока не снимут сеть.
– Ну, а я абсолютно уверен уже сейчас. Так что мы можем начать отмечать это событие. – Он посерьезнел и, видя, что ее глаза подбадривают его, нежно отвел с блестящего нефрита наполовину закрывавшую его черную прядь, оторвавшуюся от основной массы волос во время поездки на пароме. – Мне уже давно хотелось сделать это.
– Убрать волосы, закрывающие глаза? – спросила Мейлин, у которой перехватило дыхание от его нежной ласки.
– Прикоснуться к вам, – мягко поправил ее Сэм. И, чтобы еще лучше прояснить ситуацию, поцеловал то место, которое только что закрывал иссиня-черный шелк, и когда череда поцелуев привела его туда, куда он откинул эту прядь, он тихо прошептал ей на ухо:
– Поцеловать вас.
– Я тоже давно хотела этого.
И в то время, пока его губы совершали удивительные открытия, странствуя по атласной коже ее шеи, его мозг лихорадочно работал, проводя вычисления: он должен уйти со стройки после десяти, через двадцать пять минут он будет в своем номере в «Ветрах», еще какое-то время на душ и переодевание, так что…
– Джейд, пригласите меня к себе, примерно в четверть двенадцатого вечера.
Услышав это, Мейлин вдруг замерла. Сэм посмотрел ей в глаза и увидел в них не только желание, но и тень тревоги.
– Лучше вы пригласите меня к себе, Ковбой.
Это было не в правилах Сэма Каултера – он никогда не приглашал женщин к себе, всегда они приглашали его. При таких обстоятельствах он мог уйти в любое удобное для себя время, задолго до того, как начинали предъявляться претензии на его сердце.
И вот теперь Мейлин требовала, чтобы он изменил основное правило игры, чтобы он играл по ее – пока непонятным для него – правилам. Но с ней Сэм не хотел следовать никаким правилам, и вообще это была уже не игра.
– О'кэй, Джейд, – тихо ответил он. – Буду ждать вас.
Мейлин могла бы до бесконечности колебаться в выборе того, в чем отправиться на сегодняшнее рандеву, пока ироничный внутренний голос ехидно не напомнил ей: «Какая разница, что на тебе будет? Он ведь интересуется не твоей одеждой. Выбери что-нибудь, что легко снять и потом еще легче надеть. Никаких мелких пуговичек, что замедлят твое отступление после того, как все будет кончено. После того, как ты разочаруешь его и нужно будет очень быстро покинуть его номер». – «Но, – прошептало ее сердце, – может быть, я не разочарую его?» – «Пардон? А чем же ты занималась всю жизнь? Ты ведь в сексе не привлекательней куска льда, разве не так?» – «Да, но когда меня коснулся Сэм, мне стало так тепло, так хорошо…» – «Это просто потому, что он такой сексуальный, – вот и еще одна причина для разочарования, когда он узнает о тебе всю правду».