За соседним столиком сидела длинношеяя незнакомка средних лет, достигшая стадии кофе.
— Добрый вечер, — поздоровался судья.
Она отозвалась излишне тепло и дружелюбно, словно одобрила этого джентльмена как нечто вроде приза в лотерее «Какой сосед по столику вам достанется».
Официант принес сэру Салливану суп.
Судья обратился к соседке:
— Вы, случайно, не миссис Крати?
— Нет, моя фамилия Мортон. Я напомнила вам кого-то из друзей?
— Не друзей, нет. Просто одного человека.
Сэр Салливан остался доволен обществом соседки. В углу столовой горел огонь в маленьком камине. Уютно. Ему вспомнились школьницы, играющие в теннис возле входа, — вдохновляющая картина. Затем он задумался о Мэри Спайк, своей давней любовнице, и припомнил, как однажды днем, когда он не сумел прийти в состояние боеготовности, она безжалостно высмеяла его: «Старье твоя висюлька! Тоже мне судья-вешатель! Да у тебя самого все висит!»
Судья Стэнли, сидящий за столом покойного Джорджа Форрестера, который носил ярко-коричневый пиджак от «Харрис Твид», посмотрел на свой суп-пюре и попробовал его. Потом перевел на миссис Мортон взгляд, полный безграничного изумления и мечтательной радости, словно узрел желанное привидение.
Миссис Мортон пила кофе и смотрела на него.
ТЕАТР, КОТОРЫЙ НАЗВАЛИ НЕВЕРОЯТНЫМ
© Перевод. Н. Анастасьев, 2011.
На днях я говорила своему другу Луну Биглоу, что собираюсь в Хэмпстед, повидаться кое с кем из литературной публики.
— A-а, из литерной публики, — сказал Лун, потому что именно такое у него было произношение. — A-а, в Хэмпстед! — сказал Лун.
— Ну да, — сказала я. — Прочитаю им рассказ о том, как я восстала после падения.
Луна слегка затрясло. Удивительно: кажется, знаешь человека, а когда он начинает вести себя как-то не так, словно на целине оказываешься.
— В чем дело, Лун? — осведомилась я.
Мы сидели в молочном баре и пили кофе, или что это там было.
— Выпей еще кофе, — предложила я.
— Как ты восстала после Грехопадения? — повторил Лун. — Ты сказала…
— Нет, нет, — поспешно проговорила я, — с библейским грехопадением это не имеет ничего общего. Просто я так описываю свое приключение, когда я отправилась к тому пределу, откуда не возвращаются, то есть я хочу сказать…
— Стало быть, у тебя есть секрет! — воскликнул Лун.
— Секрет? — удивилась я. — Никакого секрета. Само собой приходит, естественно. Просто дар такой, — скромно добавила я.
Я прикидывала, как бы избавиться от общества Луна. Мне совершенно не нравилось, как он выглядит — вид такой, как будто он безумно меня боится, непонятно почему.
Лун вдруг словно утратил всю свою энергию. Я сказала, что мне пора идти.
— Не уходи, пока не скажешь, как тебе удалось узнать. — Теперь Лун весь притих, съежился.
— Узнала что? — нетерпеливо бросила я. — Лучше скажи, что это ты там пьешь?
— Чай, а может, кофе, — ответил Лун, глядя в чашку, ибо человек он был исключительно правдивый.
Что-что, а правду Лун любил всегда.
— Как ты восстала после падения, — сказал Лун. — Должен признать: когда ты сказала это, у меня голова пошла кругом. Впрочем, через день-другой я приду в себя. Только скажи мне, как…
— Эта фраза, — сказала я, — означает скрытое продвижение к головокружительным высотам. Речь идет об искусстве слова.
— Понятно, — протянул Лун. — То есть мне кажется, — добавил он, обдумывая какую-то новую мысль, — что понятно.
— О чем это ты и почему говоришь курсивом? — спросила я.
— Нет, это ты сначала скажи, — подозрительно вымолвил Лун, — о чем это ты говоришь?
— Ничего не происходит, — сказала я загадочно, ибо уже заинтересовалась тем, что у него там в голове крутится.
— А-а, — протянул Лун, — тут все дело в Луне, верно?
— Да, — согласилась я, потому что всегда терпимо относилась к художественной лжи.
Лун с силой втянул в себя какие-то частицы, разлитые в воздухе, затем выдохнул их назад.
— И только? Или что-нибудь еще? — осведомился Лун.
— Хэмпстед, — наугад сказала я, памятуя о том, что с этого слова все и началось.
— Ах да, — сказал Лун. — Что ж, расскажу тебе истинную историю, потому что, кто бы ни поделился с тобой этим секретом, десять против одного, все напутал. Правду ты услышишь от меня.