— Ооо, даже так? — друг вскинул брови и просверлил ее насмешливым взглядом. — Сгинь, зубатка, вот проверю твоего провожатого и уйду, — упрямо припечатал он. — Если он достоин сопровождать царевну, куда бы они ни сбегала, уйду один, а если нет — ты вернешься со мной домой.
Алана недовольно вздохнула и отвесила дураку хорошую оплеуху. Канда был очень силен, вне сомнений, но она даже не представляла, на что может быть способен Тики (которого Юу, как видно, и вознамерился проверять), потому что о его способностях узнала буквально только сегодня.
— Допустим, — буркнула она, — я разрешу тебе…
— Да на кой-мне твое разрешение, — неприязненно скривился тритон, — слезь, сказал, а то сам скину.
— Скинешь ты меня, ну конечно… — закатила глаза девушка — и обернулась к напряженно наблюдающему за ними Тики, такому же сияющему и слепящему, как прежде, но словно бы… какому-то агрессивному.
Он злился?..
— Он требует, чтобы ты с ним сразился, — вздохнула она, переходя на имперский.
Мужчина удивлённо вскинул брови, как вдруг Алану повалили на бок, и Канда неприязненно скривился.
— Я знаю имперский, пигалица, — грациозно встал он, оправляя слегка съехавшую с бёдер на живот броню, и с грозным холодом в тёмно-синих как океанская пучина глазах взглянул на Тики. — Так значит, это ты белодухий, человек.
Алана протестующе воскликнула, подрезая его ноги хвостом, заставляя покачнуться, но не упасть, и тритон с глухой злостью поднял её за подмышки, будто маленького ребёнка, бесстрастно прошествовал до борта и также равнодушно усадил на лавку рядом с опешившим Маной.
— Сиди и не мешайся, зубатка, — бросил он на русалочьем и тут же обернулся к заинтересованно приподнявшему бровь Тики. — Сразись со мной, — повторил Канда уже на имперском, и Алана скрестила руки на груди, не спеша разъединять хвост, потому что оголившиеся ноги уже будет нечем прикрыть.
— А кто это? — шепнул Уолкер, пододвинувшись к ней.
— Друг, — лаконично ответила девушка и заметила, как в глазах Изу, спрятавшийся за одного из матросов (смотрящих на неё уже с каким-то уважением и азартом), поселился страх. Но мальчик, стоило Алане задержать на нём взгляд, сразу же дёрнулся в сторону, к другому мужчине, и спрятался уже за ним.
Девушка недоуменно сощурилась и снова попыталась поймать взгляд мальчика (неужели он ее испугался, о нетнетнетнет), но тот действительно наблюдал за происходящим с каким-то безотчетным ужасом и беспокойством, поминутно жмурясь.
Душа у него в груди трепыхалась, несчастная, и полыхала — как будто хотел выскочить… на помощь Тики.
Потому что именно за Тики Изу и волновался. А ее… он теперь еще и боялся, хотя они ни разу даже не говорили.
Алана уставилась в пол, чувствуя, как горлу подкатывает противный комок — мало было ссоры с Тики, который совершенно не виноват в своем сиянии, так теперь еще и ребенок, который ее боится.
Это было совершенно несправедливо.
Тики утомленно вздохнул, потирая ладонью лоб, и удобнее перехватил меч, явно даже не собираясь отказываться.
— Ладно, я понял, — завел глаза он, — сложности есть, просто они пришли с опозданием, хорошо.
Мана, сидящий рядом с девушкой и успокаивающе поглаживающий ее по плечу, едва слышно прыснул и на секунду спрятал в лицо в ладонях.
— Бедняга, — спустя только пару минут выдавил он сквозь смех в ответ на непонимающий взгляд Аланы. — Довели его все же до ручки все эти сложности. Вот что бывает, когда их не замечаешь!
— Ну чего ты смеешься, — вздохнула Алана, пытаясь умоститься на лавке удобнее, что с хвостом вместо ног было сложновато, и подперла щеки руками. — Дай мне рыбки теперь, а?
— Проголодалась от расстройства? — хохотнул парень, словно и не желая успокаиваться, и девушка недовольно фыркнула. А она-то и не думала, что добряк-Мана может тоже отпускать такие вот шуточки.
Правда, очень беззлобные.
Ну и манта с ним, подумаешь, пусть веселится.
Алана стащила с подноса сырой лососины, вгрызаясь зубами в жирненький бок, и принялась следить за начинающимся боем.
Канда и правда был одним из сильнейших тритонов южной провинции после царя, конечно, и мог использовать море, чтобы рождать иллюзии — скрыть своё присутствие, например, отчего девушка часто даже не понимала, что друг был рядом, или создавать видения, схожие чем-то с миражами в пустынях, и это было, на самом деле, очень опасно, потому что ко всему прочему, он мог и морской водой управлять, как и положено тритонам.
Ради справедливости стоило бы сказать, что в каждой провинции океана было по сильнейшему воину, которые на сегодняшний день и исполняли обязанности царевичей — управляли территориями, помогали народу, следили за людьми. Канда же, как можно было уже понять, являлся царевичем южных морей, где и была запрятана в бухту Алана. Поэтому было совершенно неудивительно, что лет с двадцать назад Юу наткнулся на неё во время патрулирования.
Девушка была прекрасно осведомлена о его способностях (а на ком, ужаль медуза, она по большей части выплёскивала весь свой гнев и злость одиночества? правда, был еще Лави…), а потому не на шутку волновалась за Тики, который же, казалось, вообще не считал нужным испытывать что-то похожее на волнение. На лице мужчины было лишь всепоглощающее раздражение, словно он ужасно устал от всего происходящего.
И это самоуверенное раздражение, на самом деле, совершенно не выглядело блефом. Впрочем, оно им и не было. Потому что первым же взмахом руки Микк просто вымел нахального тритона в море, даже не став закручивать вихрь — он просто взмахнул рукой, корабль качнуло, и Юу отнесло к борту, хорошенько приложив спиной об дерево, а потом — подкинуло вверх и сбросило в воду. Правда, в следующую же секунду в Микка прилетела не то что волна — прицельная струя воды, сбившая его с ног и заставившая процедить себе сквозь зубы какое-то грязное ругательство, судя по одобрительному гудению матросов.
Мана подавился красными ягодами, которые ел, и закашлялся.
— Да что такое, — забурчал он, — там же ребенок, ну как можно так выражаться, а еще… — конец его возмущенной фразы потонул в реве поднявшегося ветра, сотворенного явно разозлившимся Тики. Ветер закрутился воронкой и стал видимым и как будто даже каким-то потрескивающе-осязаемым.
Алана восхищенно приоткрыла рот, отрываясь от своей рыбы, и замерла так на месте.
Потому что замер и поднявшийся обратно на палубу на волне Канда, и матросы, и Мана перестал ворчать, а на лице Тики не осталось и следа раздражения — только какая-то вдохновенная нега.
За всем этим великолепием Алана и не заметила, как рядом с ней присел Неа, усадивший даже не трепыхающегося — то ли от испуга, то ли от восторга — Изу к себе на колени.
— Потом его это вымотает, — вздохнул близнец Маны, и девушка дернулась от неожиданности, резко поворачивая голову в его сторону и едва сдерживаясь от того, чтобы выпустить шипы. Неа этого, однако, казалось бы, не заметил. — Я после такого масштаба вечно так жрать хочу… — грустно признался он, и Мана, сидящий с другой стороны, рассеянно хохотнул.
— Вы-то можете — и потом едите, а я только вещи к себе и подманиваю, — пожурил брата он.
— Зато все птицы только с тобой разговаривают, — мечтательно возразил Неа, и Алана в шоке заметила, как чёрные пятна, покрывающие его светлую душу подобно какой-то болезни, слегка рассеялись, став похожими на тончайшую кожу плавников. — Да и зачем тебе ветер, брат? У тебя же есть я, — гордо выпятил он грудь, бодро улыбнувшись, и девушка удивлённо облизнула измазанные в жире губы, переведя заинтересованный взгляд на Ману.
У Тики душа тоже рядом с ним смягчалась, становясь не такой обжигающе яркой и страшной.
Младший Уолкер рассмеялся, мягко ударив брата в плечо (и нечаянно касаясь пальцами спинного плавника сидящей между ними Аланы), но ничего не ответил.
Алана восхищённо взглянула на него, ловя непонимающее удивление в золотых глазах, и обрадованно улыбнулась, осознавая, каким же всё-таки Мана был замечательным, раз рядом с ним люди смягчались и, как оказалось, светлели. Или это было связано лишь с тем, что отношения у этих троих были такие трепетные, что оба мужчины (Неа совершенно не ассоциировался с парнем — слишком угрюмым и сильным он выглядел, каким-то… слегка неуравновешенным: нервный, хмурый, вспыльчивый) так преображались рядом с Маной?