Как только они добрались до побережья, Микк остановился у места, где траву сменял песок, и опустился на колени, сажая девушку на траву и тут же притягивая к себе для поцелуя. Алана жмурилась, позволяя посасывать свой язык, и помогала ему освободить себя от жакета, в конце концов отброшенного в сторону и больше, слава духам, не мешающего гладить и мять ее грудь, напряженную и чувствительную.
Тики ощущал, как русалка терлась об него сосками, и чувствовал, как собирается в паху сладкая тяжесть; как хочется ее всю, обнаженную и потрясающе шепчущую ему что-то на ухо на своем родном языке.
Из всего потока ее слов мужчина понимал только то, которым русалки и тритоны обозначают своих любовников, и его производные, но это слово повторялось настолько часто, словно она бредила или что-то вроде.
И это настолько подкупало, что злиться и обижаться на ее уже испарившееся умиление просто не получалось.
Море шептало что-то в спину, и Тики на короткую секунду стыдливо подумал, что оно видит их, что оно тоже слышит стоны его любимой русалки, что оно может тоже подшучивать над Аланой после того, как всё увидит – потому что Тим, явно как-то раз заставший их за ночными играми, весь следующий день хитро лыбился и щёлкал зубами, заставляя девушку краснеть и прятать лицо в ладонях.
Но мысль эта была настолько мимолётной и незначительной – потому что океан и сам прекрасно всё понимал, потому что Алана прижималась к нему, ёрзая на бёдрах и упираясь тазом в его пах, возбуждая всё сильнее. Тики повалил её на траву, жадно оглаживая ладонями бока и забираясь пальцами под сорочку, и метил бледную кожу кусачими поцелуями, чувствуя, как девушка тянется к нему, как она прижимает его к себе, как шепчет с придыханием это ” сөяркә “, от которого всё внутри дрожало и цепенело, и как стонет на любое касание к ногам.
Больше мужчине хотелось лишь погладить её по хвосту: мягко провести по сияющей чешуе, подуть на бедренные лёгкие плавники, поцеловать возбуждённую нежную кожу, пробраться языком между половых губ…
Хотя последнее можно было сделать и сейчас.
Тики предвкушающе облизнулся, не скрывая воодушевлённой лукавой улыбки, и под удивлённый серый взгляд, затуманенный дымкой наслаждения, провёл носом от груди до бёдер поверх ткани тонкой сорочки – и девушка задрожала, выгибалась вслед за его движением.
Вскоре юбка ханбока отправилась вслед за жакетом. Алана закусила губу, приподнимая голову и наблюдая за Микком лихорадочно сияющими глазами, и томно выдохнула, когда он задрал сорочку и обнажил ее окончательно, ласковую и трепетную.
И жаждущую.
Алана покорно развела ноги, позволяя целовать свои бедра и метить их засосами, и зажмурилась, дрожа и вырывая траву около себя. И Тики позволил себе совершенно распоясаться – потому что им обоим этого хотелось и потому что в этом не было ничего страшного. Только одно наслаждение.
Мужчина устроился у нее между ног поудобнее и осторожно развел ее половые губы кончиками пальцев. Алана дернулась, стоило ему только ее коснуться, и запустила ладонь ему в волосы.
– Ооо… о океан… – только и выдавила она, жмурясь и откидывая голову назад. И подаваясь ближе к нему, словно давала позволение, которого Тики уже не требовалось. Или – словно просила его сделать ей хорошо.
Микк поцеловал ее правое бедро и заскользил ближе к раздвинутым половым губам, вскоре погружая язык в ее влагалище и помогая себе пальцами. Алана замычала, едва сдерживая стоны и явно снова кусая губы, и притянула его голову ближе. И Тики, скосив на нее взгляд, с восторгом увидел, как она гладит себя по груди свободно рукой, пощипывая и щекоча сосок.
До них едва-едва доносились блики догорающего костра, и лагерь был сонно тих – никому не было дела до того, чем они занимаются по ночам. И мужчину это только подстегивало. Он целовал Алане ноги, раз за разом возвращался к ее вылизыванию, и она была такой… такой ошеломляюще отзывчивой, такой вызывающе влажной, что в ее искренности не было никаких сомнений.
А то, что она иногда глядит на него с этой умилённой лаской, словно он был мальчиком, чьи поступки её приятно забавляли, – это можно было же объяснить без раздражающей ревности, не так ли? Просто русалка была в несколько раз (в двадцать, в двадцать, о дракон, раз) старше его – так что ничего удивительного, на самом деле, в том, что Алана временами смотрела на него как на ребёнка, не было. Главное было то, что большую часть времени она смотрела на него с любовью и восхищением – смотрела так, что чуть не прожигала своим взглядом.
Тики аккуратно лизнул горошину клитора, с возбуждающим наслаждением слыша очередной приглушённой стон девушки, и она вдруг замерла, обняв его ногами и прижав к себе так, что мужчина с понимающим смешком уткнулся носом ей в пупок и проворно погрузил палец в сокращающиеся мышцы. Алана задрожала, соблазнительно замычала, подавшись ему навстречу, и крупно вздрогнула, сжимая его в себе так сильно, что Микк на мгновение даже пожалел, что это был всего лишь палец.
О, если бы он мог взять ее. Войти в нее, ворваться, толкаться в нее, узкую, влажную, горячую. Он бы ощущал сокращение ее мышц, и она сжимала бы его в себе, исходя стонами – как надрез на березовом стволе – соком.
Однако стоило вернуться с небес на землю. Его потрясающая русалка и в реальности приглушенно стонала своим потрясающим нежным голосом, и он ощущал ее пальцами и языком, а ее смазка была соленой как морская вода, и от этого Тики казалось, что он хочет обладать ей полностью, целиком еще больше.
Она была воплощением его моря. Той стихии, которой ему никогда не владеть, но ощутить мощь которой его всегда звал ветер, шепчущий перед сном о новых увлекательных корабельных странствиях.
Член пульсировал почти болезненно, и каждую секунду мужчине казалось, что вот сейчас, сейчас его просто разорвет от того, что Алана позволяет так откровенно к себе прикасаться, позволяет ласкать и вылизывать себя, совершенно ему не предназначенную, но как-то в одночасье ставшую его горячечным сном, его грезой, почти святыней.
Но его все не разрывало, и это было почти хорошо, потому что Тики еще был голоден. Он еще не насытился податливостью своей русалки, ее вскриками, вздохами, нежной трепетной кожей ее половых губ, влажных и соленых от обильно выделяющейся смазки, потрясающим зрелищем ее часто вздымающейся груди с набухшими торчащими сосками и тем, как она вздрагивает, когда он скользит кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра.
Она звала его – шептала: «Тики, Тики, Тики», – запуская ладонь в его растрепанные волосы, и Тики покорялся ей, буквально присасываясь к ней, накрывая ее ртом и щекоча языком ее клитор.
А потом Алана вдруг подалась вниз, ускользая из его рук, и повалила разнеженного и не ожидавшего такого поворота событий Микка на песок, устраиваясь у него на бёдрах и длинно целуя в шею. Мужчина глухо рассмеялся, позволяя сумасбродной русалке творить, что та хочет, и, послушно помогая стащить с себя рубашку, наслаждался прикосновениями холодных губ к плечам, к груди, к лицу – словно теперь это Алана метила его, словно теперь это она не желала отдавать его кому-либо. И это возбуждало ещё сильнее.
Девушка двинулась на его члене, напоминая чем-то их первый опыт таких игр, и, в смущении закусив губу, чуть приподнялась, чтобы в следующую же секунду пробраться прохладными пальцами ему в штаны.
Тики дернулся, цепляясь взглядом за то, как лукаво и предвкушающе сияют глаза русалки, и тихо застонал, когда она скользнула по стволу кончиками пальцев и вытащила член наружу.
– Мне так нравится это делать, – шепнула она, наклоняясь и целуя его в губы. Так, как он сам любил ее целовать – посасывая губы и скользя в рот языком. Словно проверяла на нем новый навык – как мужчина отреагирует, что почувствует.
Микк вскинул руку и притянул ее к себе ближе, вынуждая принять наверняка неудобную позу – потому что Алана продолжала ласкать его и как будто даже замышляла что-то. Подвигав на стволе рукой, она осторожно опустилась на член, не впуская его в себя, но начиная тереться об него половыми губами и каждый раз вздрагивая, как только задевала разбухший клитор. Вскоре Тики уложил ее к себе на грудь, предпринимая ответное движение. Они терлись друг о друга, и их смазка мешалась между собой, и мужчина стонал, стонал, стонал, а девушка кусала его губы острыми зубами и сжимала ногами его бедра.