– Не думаю, что у него сейчас больше свободного времени будет, - задумчиво протянула русалка, и Тики смешливо прыснул, зарываясь носом ей в волосы.
Мана ощутил, как щёки у него горят так, словно это Лави пускал ему в лицо огонь, и замотал головой, пытаясь успокоиться.
Адам рассмеялся вслед за девушкой, тяжело опираясь о руку мужчины, и Алана, вдруг бросив внимательный взгляд на грудь старика, длинно вздохнула.
– И всё же лучше бы Вам отправиться к себе в постель, а не разгуливать по улицам, – с улыбкой посоветовала она, и старик с сожалением опустил плечи.
– Все настолько плохо? – осведомился он со вздохом, и девушка медленно повела плечами, словно задумываясь о чем-то.
– Мне рассказывали про корень вашей болезни, – наконец сказала она, – и ритуалы вашего народа… они очень сильные. Как и ваши собственные чувства, – за невеселым покачиванием головы последовала ласковая улыбка – видно, русалка вспомнила про сестру. – Именно поэтому… я могу подарить вам долголетие, но не вылечить вас до конца. Вы… вы будете жить долго, но вас будет мучить слабость.
Отец мотнул головой, хмыкая (Мана даже подумал, что он молодецки подкрутил бы ус, будь у него усы), и величественно взмахнул рукой.
– Я думаю, после такого известия меня вполне утешит твое согласие составить мне компанию по пути во дворец, – лукаво блеснул глазами он, и на лице Аланы тут же расцвела облегченная улыбка, словно девушка боялась, что мужчина на нее разозлится за то, что большего сделать та не может.
Но Мана прекрасно знал, что отец не из таких людей. Он был действительно рад тому, что будет жить дальше, а остальное уже не было для него главным. И это, пожалуй, было самое сумасбродное в нем – и самое замечательное.
Его жажда жить несмотря ни на что.
– Не могу отказать Вам в такой просьбе, – величественно произнесла Алана, слегка поклонившись, и Мана вновь отметил эту странную важность в её поведении, в её движениях, когда перед ней появлялся новый человек – эта вежливость так не вязалась с тем, как обычно русалка вела себя, что наблюдать за этим было совсем необычно.
Адам ожидаемо всплеснул руками, снова заставляя Уолкера раздумывать: это он так извинялся или отмахивался, и протянул Алане ладонь, за которую она тут же ухватилась с улыбкой.
И – медленно проговорила что-то на русалочьем, отчего мужчина тут же расхохотался, зажмурившись и покачал головой так лукаво, словно хотел в шутку пожурить девушку.
– Думаю, не менее странно смотрится и то, что я отношусь в тебе, как к девочке, милая, – доверчиво поделился он, и Алана коротко хохотнула, кивая в подтверждение его слов.
Тики подозрительно прищурился, но в итоге чмокнул девушку в подставленную румяную щёку и махнул рукой так, словно разрешал делать ей всё, что вздумается.
Адам хитро сверкнул глазами, заставляя Микка фыркнуть, и повёл Алану к паланкину, который обнаружился всего в нескольких метрах от них.
– И всё же, как ты нашла меня, душа моя? – донеслось до Маны, и он заинтересованно навострил уши.
- Ваша душа звенит почти так же, как звенела душа Дориана.
Алана улыбалась так ярко и счастливо, несмотря на свою торжественность, что младшему Уолкеру не оставалось ничего, кроме как похлопать наблюдающего в задумчивости за происходящим Тики по плечу и направиться обратно к карете. Неа случая не упустил и, когда убедился в том, что Микк усадил Изу в свое седло, нырнул следом за ним и захлопнул за собой дверцу. Паланкин (от использования которого не желали отказываться сами жители Поднебесной, считающие это данью уважения императору) будет двигаться медленно, а потому у старшего, как понял Мана с некоторой долей испуга и предвкушения, будет еще куча возможностей его посмущать и подергать.
В общем-то, он оказался прав. Как только карета снова двинулась, брат задернул шторы и прильнул поближе к мужчине и погладил его по бедру, осторожно разводя сжатые ноги и масляно улыбаясь.
– Ты видел лицо отца? – поинтересовался он откровенно лукаво, и Мана прикусил губу, заклиная себя не вестись на его провокации.
И все равно покорно разводя колени в стороны, чтобы брат мог погладить его промежность.
– Он… счастлив, – выдавил он, глядя в сторону и чувствуя, как щеки заливает краска. Как можно делать такие вещи и говорить таким легкомысленным тоном?!
– Он знает, – хмыкнул Неа в ответ, – или догадывается. И я собираюсь подтвердить его догадки, – безапелляционно заявил он.
– Ч-что?! – потерянно пискнул Мана, пытаясь увернуться от прикосновений брата и состроить серьёзное лицо, чтобы взглянуть на него с угрозой, как всегда делал, чтобы отговорить от идиотских затей.
Но в этот раз, видимо, Неа не считал свою идею идиотской.
– А то, – хитро протянул брат, вновь припирая Ману к спинке сидения, и погладил его по колену, вызывая стадо мурашек, которые разбежались по всему телу приятной дрожащей негой. – Неужели ты думал, что я буду молчать? – с искренним удивлением поинтересовался брат, и этот его невинный тон совершенно сводил Ману с ума. Потому что Неа водил пальцами по его бедру, потому что Неа целовал его шею, потому что Неа вновь не оставлял ему никакого выбора и пути побега.
Мужчина залился краской, ощущая, как полыхают щёки, и крепко зажмурился, не желая отвечать на вопрос. Ну конечно же он прекрасно знал, что близнец именно так и поступит! Ну потому что по-другому тот просто сделать не мог – слишком гордым и бесстрашным он был для того, чтобы отмалчиваться и прятаться.
Мана задушено втянул воздух, подавляя постыдный всхлип, когда Неа явно специально погладил его по паху так невесомо легко, так дразняще, словно ожидал от него чего-то, и покачал головой, пытаясь думать о том, что они сейчас были в карете, что они сейчас ехали по улице, что это было опасно, что заниматься такими развратными вещами на публике было…
Дико возбуждающе.
Мана обречённо простонал, в очередной раз предпринимая попытку оттолкнуть от себя настойчивого брата, которая вновь с треском провалилась – Неа, лукаво улыбнувшись, уселся ему на бёдра и с самым что ни на есть будничным тоном принялся говорить, гладя его по бокам:
– Верно, молчать уж точно не буду, а то с него станется жену мне подыскать, а мне же, сам понимаешь, жена никакая не нужна, – он легкомысленно пожал плечами, толкнувшись вперёд, и с хитрым восторгом сверкнул глазами, когда Мана всё же не сдержал короткого стона удовольствия. Нечестнонечестнонечестно, Неа вновь вертел им как хотел!
– Но ведь мы же… – Мана захлебнулся вдохом, когда брат пролез ему руками под рубашку и ущипнул его за сосок, гадкий, пронырливый… потрясающий извращенец.
– Мы любим друг друга, – мужчина призывно ему улыбнулся и прижался своим лбом к его. Его глаза весело и ласково блестели. – Ты ведь любишь меня, правда?
Мана сокрушенно рассмеялся, чувствуя себя смущенным, развращенным – и счастливым донельзя – и кивнул, зажмуриваясь и гладя Неа по щеке.
– Да… Да, очень люблю.
– Тогда поцелуй меня, – предложил брат. – Я не трогал тебя всего несколько часов, но я ужасно соскучился, и поэтому ты просто обязан возместить мне убытки.
Младший Уолкер расхохотался в голос и, молясь духам о том, чтобы никто не видел их сквозь щель в задернутых шторах, притянул близнеца ближе к себе, целуя в приоткрытый рот и чувствуя, как тот прижимается теснее, упираясь ему членом в живот и как будто специально провокационно ерзая.
Они целовались и целовались, и терлись друг об друга, и ветер знает, сколько бы Мана ощущал это восхитительное напряжение в паху и до чего бы все это дошло в итоге, если бы карета вдруг не остановилась и Неа не испустил недовольный возглас, мокро целуя его в шею напоследок и сползая на сиденье рядом.
– Что? – со смесью облегчения и разочарования протянул Мана, уже не так испуганный и обеспокоенный возможностью того, что отец все знает. – Рано приехали? Не наигрался?
Неа метнул в него лукавый взгляд, задерживаясь на покрасневших губах, и мечтательно отозвался, шумно вздыхая:
– О-о-о… Я еще возьму свое. Воспользуюсь… – он ухмыльнулся, намекая на больную руку, – твоей беспомощностью.