Алана нежно ему улыбнулась.
– Наверное, на ее месте я бы поступила также.
И вот тут лицо отца удивительно преобразилось, из заискивающего став деловым. Он сложил ладони на одеяле совсем как примерный мальчик, не взрослый мужчина, чем заставил Неа отчетливо усмехнуться в предвкушении дальнейших переговоров, и напрямую поинтересовался, бросив юлить:
– Так что же тебе мешает?
Алана с несколько секунд смотрела на него из-под опущенных ресниц, невероятно… высокая в этот момент, какая-то неземная и недосягаемая, и сухо усмехнулась, скривив тонкие губы в ломанную линию.
– Обстоятельства, – односложно ответила она, пожав плечами, и Мана заметил, с какой еле скрываемой жаждой на неё смотрит Тики. Словно хотел броситься к ней, обнять и уверить, что всё будет хорошо: столько ласки и любви было в его взгляде, что мужчина на мгновение даже подумал, что… завидует, наверное. Неа тоже смотрел на него, и в его взгляде тоже было столько любви, что иногда казалось, что Мана просто утонет в ней, но Микк… Микк смотрел намного мягче.
– Обязанности жрицы? – продолжал спрашивать Адам, и Алана в этот момент явственно дёрнулась, неприязненно поджимая губы, словно не желала вспоминать про своё положение в морском обществе.
– И отсутствие позволения отца, – добавила она непонятным тоном, будто одновременно и злилась, и благоговела.
Их старик задумчиво покивал и хлопнул в ладоши в ответ на это – словно не видел никакой проблемы в том, чтобы договориться с безумно сильным морским царем, который явно не отступится от своего просто так.
– О, ну с родителями всегда можно договориться, – благодушно заметил он, совершенно не воспринимая всерьез тяжкого вздоха Аланы и ее снисходительно-обеспокоенного: «Не в этот раз». – Я просто должен попробовать, – только и заметил на это мужчина безапелляционно, окинув их всех длинным нечитаемым взглядом и кивнув как будто в унисон своим не высказанным вслух мыслям.
И вот тут русалка всплеснула руками, теряя свое самообладание и взволнованно кривя губы.
– Зачем Вам пробовать? – выпалила она в странной смеси раздражения и надежды – и Мана заметил, как сжал руки в кулаки молча слушающий их Тики, то ли ждущий своей очереди, чтобы высказаться, то ли жаждущий изложить свою точку зрения наедине… с кем-то из них двоих.
И Адам, кажется, тоже заметил реакцию любимого племянника-сына (как сам зачастую звал Микка), потому что поцокал языком, обрывая только собравшуюся еще что-то добавить девушку, и произнес:
– Книги на русалочьем и болтовня со старыми друзьями о давно минувших днях – это хорошо, конечно, но мне жизненно необходимо вливание свежей крови. Думаю, ты понимаешь… – на этом Алана и сама уже не думала, видно, переубеждать его, потому что раздражение (редкое, кстати, явление в ее поведении) в ней исчезло. – Но я не собираюсь принуждать тебя ни к чему, милая. Ты останешься только если сама этого хочешь.
И вот тут девушка уставилась на него, не мигая, и застыла в этой позе на несколько долгих секунд, словно бы примёрзшая к креслу, – её лицо побледнело, приняв потерянно-безразличное выражение, будто она не знала, что делать и что думать. Либо же – как раз усиленно думала, пытаясь понять, пытаясь вникнуть в то, что сказал Адам.
Алана длинно выдохнула с присвистом, и Мана, напрягшийся от захватившего его ожидания, заметил, как дёрнулись её губы, словно она хотела заплакать, но запрещала себе даже всхлипнуть.
– А можно?.. – шепнула русалка с такой вымученной улыбкой, с такой… обречённостью в этом ломанном изгибе, словно совершенно не верила, что такое вообще было возможно. Что было возможно то, что кто-то спросит её про желания. Что кто-то пригласит её.
Мана закусил изнутри щеку, стараясь не зажмуриться от накативших эмоций – как же сильно Алана устала от одиночества? Как же сильно она хотела остаться с ними?
Как же горячо становилось в груди от осознания этого.
– Конечно, – улыбнулся Адам ей в ответ. Улыбнулся так, словно не было ничего сложного в сложившейся ситуации. Так, словно перед ним была его дочь или племянница. Так, словно стремился показать заблудившейся среди своих воспоминаний Алане, что её семья сейчас была здесь.
И Алана закивала. Часто-часто, как будто хотела скрыть накатившие на глаза слезы таким образом, хотя все равно было видно, что глаза у нее заблестели.
Краем глаза Мана заметил, как крепко сжимает в кулаки руки и Лави (совсем как Тики, о духи!). Стоит – и смотрит в сторону. И не потому, что неприятно ему или что-то вроде, а потому что… ему было стыдно?
Конечно, вполне вероятно, что мужчине просто все это показалось, но слишком много горечи было в печальном изгибе его губ, уголки которых были опущены. И еще – стоящий рядом Неа, который продолжал невесомо гладить его по спине в знак успокоения, едва заметно кивнул в ответ на его короткий взгляд.
Как же хорошо было то, что они так понимали друг друга. Как же хорошо, что они могли вот так просто перекидываться взглядами – и знать, что беспокоит другого. Как же хорошо… что Неа был и остается его семьей.
– Спасибо… Спасибо!.. – наконец выдавила из себя девушка и совершенно растерянно оглянулась на Тики. Который мягко улыбнулся ей – как маленькой забитой девочке (насколько же разной она могла быть!) – и отделился от семьи, подходя к ней (совершенно без страха или смущения – как, как?!) и присаживаясь на подлокотник кресла, в котором она сидела.
– Значит, нам нужно будет позже обговорить все это? – прижав девушку к своему боку и ласково чмокнув ее в висок, поинтересовался он, стрельнув обеспокоенным взглядом в тут же пугливо юркнувшего за спине Мане Изу и посмотрев на старика. Тот благосклонно кивнул.
– Но позже, да, – согласился он в ответ. – Сейчас вам всем стоит, я думаю, отдохнуть, вы же только с дороги, а я так сразу…
– Все нормально, пап, – завел глаза Неа, впервые за все это время подавая голос и улыбаясь. – Как всегда. Тогда… – он выразительно кивнул головой в сторону двери, – мы пойдем расселять родню, а твой любимчик пусть тебе тут все рассказывает!
Тики тут же не преминул пустить в него несильный поток воздуха, заставляя пошатнуться и взъерошивая волосы на затылке, и Мана коротко рассмеялся, прикрывая губы ладонью, после чего встал, успокаивающе погладив насторожившегося Изу по голове, и направился к выходу, краем глаза наблюдая, как близнец с высокопарной торжественностью подаёт всё ещё не пришедшей в себя Алане (ошеломлённой, недоверчивой и счастливо-неверящей) руку и как Микк ревниво-раздражённо следит за этим.
Уже в коридоре девушка вдруг хохотнула, пряча лицо в ладони, и уткнулась Неа в грудь – и тот сразу же широко обнял её, улыбаясь и поглаживая по спине.
– Ну, зубатка, всё же хорошо, видишь? Так что отдохни немного, – приговаривал он, и Мана, глубоко вздохнув (он бы тоже обнял её, да только вот больная рука реагировала на такие попытки очень резко), прислушался к разговору за дверью (это было просто лёгкое любопытство! И ничего более!).
– На самом деле, всё довольно сложно, старик, – донёсся до него усталый голос Тики, и мужчина поджал губы, тут же понимая, про что идёт речь.
Про то, что одного желания Аланы остаться здесь, было недостаточно.
Но что же, в таком случае, они все могли сделать? Алана столько раз говорила, что ее отец силен и опасен, что это стало для Маны простой истиной, мириться с которой ему приходилось в силу собственной позорной слабости, хоть и не хотелось до жути.
Был ли какой-то способ уговорить Мариана дать дочери свободы и подарить ей спокойствие? Ведь по сути большего Алане и не было нужно, потому что все остальное ей могла предложить семья – дружбу, любовь, поддержку и сострадание. Ей было бы хорошо здесь, с ними – с Тики, с Изу, даже с Лави, коли тот захочет остаться или просто иногда обяжется заезжать в гости. Ведь Лави не был плохим, он был просто устал и запутан, и у него тоже многое отняли. И вкупе с воистину огненным темпераментом совершенно неудивительна была такая его реакция.
Лави нравился Мане – он был на самом деле весел, умен и добр. И теперь… теперь, когда он помирился с Аланой, что мешало ему нормально общаться со всеми остальными членами семьи?