Мужчина покраснел и зажмурился, поспешно мотая головой в знак отрицания и тут же с восторгом и ужасом чувствуя, как Неа гладит его ствол и двигается к мошонке.
О, это… Вот дракон…
– Ну хва-а-тит!..
Голос у Маны был похож на шелест бамбука, и он позорно взлетел вверх, теряясь в горле, когда Неа, явно довольный всем тем, что происходит, и тем, как мужчина реагирует на его движения, резко сжал основание члена, смотря на него так, так, так… словно перед ним был кто-то невероятно драгоценный, а не обычный Мана.
Брат нетерпеливо облизнулся, глухо хохотнув в каком-то предвкушении, и по-лисьи прищурился, замирая.
– Что хва-а-атит? – лукаво передразнил он, и младший Уолкер обречённо застонал и закатил глаза, одновременно желая прекратить всё это или довести до логичного конца. Неа направил его руку, побуждая не прекращать поглаживаний своего ствола, и Мана был готов провалиться от стыда под кровать.
– Х-хва-а-тит это все… – он громко застонал, стоило Неа только стянуть с него шаровары и обнажить стоящий член, и лихорадочно толкнулся в ладонь явно специально издевающегося над ним брата.
Он так хотел его. О, как он его хотел.
Но Неа затеял свои игры снова так… так не вовремя!..
Старший Уолкер на какой-то момент отвлекся и поспешно высвободил из штанов собственный член, длинно вздыхая и накрывая Ману своим телом. И – прижимаясь к его плоти своей. Он ласкал две прижатые друг к другу головки, сочащиеся смазкой, и стонал, стонал, стонал.
Как будто сам факт того, что они соприкасались вот так, приводил его в совершеннейшее блаженство. Впрочем, как и самого Ману, который даже на часы забыл смотреть, потому что брат был ласков и он… он терся об него… так откровенно, словно прямым текстом говорил о своих желаниях.
Что хочет Ману. Что жаждет его с самого утра и никуда не хочет отпускать, что будет прижимать его к кровати, пока они не кончат, что будет впиваться губами в его рот и глушить его стоны, пока они не… не…
Неа сжал их плоть в кулаке и всхлипнул, зажмуриваясь и приоткрывая рот. Мана ощутил, как его заливает прошибающим тело теплом, и уткнулся брату лбом в плечо. Перед глазами все плыло, и сладкая нега накрывала, накрывала, накрывала его…
Пока он не посмотрел на часы и не застонал.
Ужин начинался через пятнадцать минут.
– Т-т-т-ты!.. – залепетал Мана, ужасно обиженный и рассерженный, но невероятно усталый и счастливый, а потому Неа, явно чувствовавший это, на его сердитые возгласы не обратил никакого внимания, продолжая глупо улыбаться и поглаживать его по плечам. Мужчина тяжело вздохнул, вновь обречённо думая, что брат слишком часто позволяет здравому рассудку засыпать, и всё-таки заворчал, пытаясь побудить близнеца слезть с него: – Ты хоть помнишь, что нам нужно на ужин, а? Ну почему ты такой нетерпеливый, я не могу понять, как так вообще можно?
Неа, однако, слушал его молча, всё с тем же счастливым выражением на лице, и Мана тут же сдался, проклиная свою мягкотелость по отношению к нему. Он взъерошил мужчине короткие взмокшие волосы, вновь вспоминая больших собак, и мягко покачал головой.
– Давай всё же поторопимся, на ужине будет явно что-то важное.
В столовую они успели еле-еле: за столом уже собрались и Тики, и Адам, и Алана с Изу, и даже Лави, и Мана постарался заставить себя не покрываться стыдливым румянцем – потому что тритон тут же бросил на них с Неа проницательный взгляд и многозначительно хмыкнул, никак, слава духам, не комментируя.
Отец, однако, смерил их длинным взглядом и коротко улыбнулся, чуть наклоняя голову словно бы в знак согласия и понимающе переглядываясь с Тики.
Кроме них за столом не было никого лишнего – только семья. И это определенно обозначало, что за ужином действительно выяснится что-то важное – потому как даже Лави сидел прямой как палка – словно в ожидании чего-то. Вот только чего же?..
Не мог же он знать что-то, кроме того, что знал Мана, когда уходил в свои покои? Или они опоздали настолько сильно, что что-то уже началось?
Хотя вроде и не должны бы…
Мужчина поспешно сел за стол и еще раз мысленно выругал с невинным видом устраивающегося рядом сумасбродного близнеца за свой совершенно постыдный… о духи, только не снова! Не надо даже и вспоминать об этом!
– Рад, что все в сборе, – улыбнулся отец и хлопнул в ладоши. – По такому случаю я даже чувствую себя заметно лучше, так что неплохо было бы и выпить за возвращение наших странников, принесших в наш скучный дворец что-то новое, – заметил он жизнерадостно и толкнул сидящего рядом с ним Майтру локтем в бок. – Правда, братец? Смотри сколько новых лиц!
Майтра ответил в своем репертуаре – завел глаза и отмахнулся.
– Аж два, – отметил он скептически. – Невеста моего сына, о которой я не знаю, и сын моего сына, о котором я не знаю.
Тут Тики, не сдержавшись, хмыкнул (явно сжимая под столом ладонь тут же занервничавшей Аланы в своей руке):
– О каком сыне конкретно ты не знаешь – о моем или о своем собственном?
Что интересно, в его голосе не было обиды или зла – Микк всегда отзывался о своём отце с иронией и беззлобной издёвкой, словно бы давно уже привык к тому, что Майтра за ним и его братьями смотрел сколько-поскольку, зачастую просто пропадая в своих лабораториях. Но нельзя было сказать, что дядя не любил их – наоборот, он всегда переживал, если вдруг что случится, и всякий раз, когда Тики вновь умудрялся засадить себе кусок упавшей арматуры в живот или подхватить лихорадку во время странствий, не отходил от бессознательного сына, всячески помогая ему прийти в себя.
– Да вот думаю, что обоих, – степенно отозвался Майтра, заставляя Микка смешливо фыркнуть, и продолжил: – И если твой мне уже нравится, то вот свой собственный… тот ещё вопрос, на самом деле, – в своём репертуаре ответил мужчина, и Мана покачал головой, в который раз поражаясь таким натянутым отношениям Тики с отцом. И ведь они никогда в открытый конфликт не вступали – лишь перекидывались колкостями, но и особой любви друг другу не показывали.
Наверное, это просто особый вид отношений в некоторых семьях, решил для себя Мана уже давно, отчего и не стремился углубляться в природу перепалок родственников.
Вскоре отец и Тики заговорили про злополучный Эндонсис. Мана подозревал, что это произойдет, хотя и был уверен, что брат уже все рассказал перед ужином, но… Наверное, повторялось, пусть и без подробностей, для тех членов семьи, которые не были в курсе.
Так или иначе, а напоминание оказалось неприятным. И еще… очень далеким. Мана даже не думал, что теперь эти воспоминания так далеки – и ведь прошло не так много времени, всего-то около месяца.
…или сколько?
Мана не стал считать.
Тики говорил довольно коротко – просто о том, что у них возникли некоторые проблемы с ворьем и о прочих недостатках сотрудничества. То, что именно там нашелся Изу, не упоминалось. Не упоминалось также и то, что в другом порту Алане отрезали плавники. А ведь это было нейтральное государство.
Однако невзирая на все это на лице Адама играли желваки, и это значило, что он знает. Что он все знает.
Это удивительно, но с дядей Тики всегда был куда более откровенен, чем с родным отцом.
Впрочем, не сказать, что кого-то это огорчало. Подчас казалось, Майтра даже рад, что его брат заботится обо всех его отпрысках и не выказывает никаких претензий в этом плане – напротив, он был даже рад, что “все детишки достались ему”.
В смысле, все государство.
Но, ах, подумаешь, какое-то там государство, частенько отзывался сам мужчина, когда речь заходила об этом – Майтра всегда однозначно высказывался в пользу того, что именно Адаму было суждено править: он же был старше. Пусть и на пятнадцать минут всего. Но, ах (вновь), подумаешь, какие-то пятнадцать минут.
Иногда Мане казалось, что дядя хотел просто сбежать и уединиться где-нибудь в лесу, чтобы его никто не трогал и не мешал заниматься своими опытами.
Это было похоже на правду.
Майтра вообще был странным.
Но Мана никогда об этом ему не говорил – мало ли что взбредёт странному дяде в голову.