Когда Лави вернулся в замок, было еще не так уж поздно — всего четверть десятого, — и потому парень решил не откладывать замеченное себе перевоспитание Тики в долгий ящик. Он на самом деле искренне надеялся, что друг еще не ополоумел от любви и не сидит рядом со своей возлюбленной ведьмой, сторожа ее сон, поэтому, когда все же заскочил к Алане в комнату, чтобы на всякий случай это проверить, вздохнул с облегчением. Девушка мирно спала, разметавшись на кровати, и чужое присутствие в ее комнатах создавали только несколько горящих по углам свечей. Лави заподозрил, что это было сделано специально, чтобы ей не было страшно, но поспешно отогнал эту мысль, дабы не дать развиться в своей груди новому чувству к этой зубатке, ибо для этого было еще рановато, пусть он и оказался к ней все-таки очень привязан.
Именно поэтому, поспешно убравшись из ее комнат, он направился непосредственно в покои Тики (которые грозили вскоре превратиться то ли в семейные пенаты, то ли в супружескую спальню) и с облегчением, перемешанным с негодованием, нашел его там.
Оказалось, что Микк занимался с Изу грамотой. Этот факт Лави немного смягчил.
Потому что если бы этот околдованный сейчас занимался бы чем-нибудь другим, а не обучением своего сына (так странно было называть мальчика сыном Тики), парень бы сейчас точно бы разругался с ним.
— Ты вообще помнишь, что у тебя братья есть? — сходу поинтересовался Лави, надеясь застать мужчину врасплох, чтобы у того не было даже и времени на придумывание ответа или оправдания. Изу крупно вздрогнул, отрываясь от прописи и стремительно приподнимая кисть над столом, чтобы бы не пустить кляксу на бумагу, и удивлённо посмотрел на парня своими светло-голубыми глазами. На его голове, расправив крылья, грыз какую-то сладость Тим, и Лави в который раз удивился, какого манты духи не сторонятся этого мальчишку.
Тики вскинул голову, глядя на него со святым недоумением, и брови его поползли вверх.
— Помню, конечно, — отозвался он негромко и удивленно выдал: — А в чем, собственно, дело?
— А в том, что надо изредка навещать своих больных родственников, — Лави сердито поджал губы и скрестил руки на груди, опираясь спиной на дверной косяк. — Вайзли обижен, — заметил он как бы между прочим. — У вас всех сегодня был целый день, и если Неа и Мана… ну дракон с ними, они друг другом заняты, то ты мог бы взять малька, — парень кивнул на притихшего Изу, — и навестить его. Вайзли болеет, но ему настолько скучно, что он снова сидит за своими опытами, которые уж точно не влияют на его здоровье благотворно.
Микк в ответ на это прикусил губу и опустил голову. Если честно, Лави не сомневался в его здравомыслии и способности признавать свои промахи, но все же теплилось где-то внутри него подозрение иногда, что Алана все-таки свернула ему мозги набекрень со своими тайнами и проблемами.
Нет, он понимал, что ей нужна помощь (ему самому нужна была помощь, если говорить начистоту, но он стеснялся ее попросить), но ведь Тики не должен забывать и о семье. О людях, с которыми провел большую часть жизни.
— Ты прав, — с тяжёлым вздохом вдруг сказал мужчина и виновато поджал губы. — Спасибо, Лави, я идиот, — он перевёл взгляд на застывшего парня и улыбнулся. — Напоминай мне про это иногда, ладно?
Напоминать? Иногда?
А как же щелбан? А как же шаловливый порыв ветра? А как же, манта раздери, покровительственный взгляд я-всё-знаю-мелочь?
Лави неловко хохотнул, чувствуя себя мальчишкой несмышлёным, и заторможено кивнул, понимая, что ведёт себя как идиот.
Сколько вообще прошло времени с последнего раза, когда он себя вообще так вёл?
Ха, кажется, идиотом парень был все эти четыре сотни лет.
— Ладно, — ответил все же Лави, растерянно потерев шею. Ему это было очень странно — то, что Тики так легко соглашается с подначками в свою сторону и даже принимает их. Да, он признавал свои промахи, но ведь… ведь каждого из них можно было понять, разве нет?
То есть, ну… о, сам Лави сходил к Вайзли только после того, как Адам ему это предложил, хотя думал о друге все время поездки с Пандой, потому что когда они отбывали от столицы, бедовый сын своего отца тоже был очень болен и даже не пришел на пирс, чтобы попрощаться. Так что Лави ли было судить Тики? Он ведь не знал, что творится в голове друга.
— Если хочешь, можем завтра вместе к нему сходить, — предложил парень, сглаживая неловкость. — Вайзли обрадуется, хотя уже успел окрестить своих эгоистичных братьев скотами, — он весело сморщил нос, и Микк, словно отмерев, рассмеялся.
— Конечно, — согласно кивнул он. — Но пока мы не идем к Вайзли, может, присоединишься к нам? Поможешь мне учить моего малька, — здесь мужчина ухмыльнулся, и Изу, до этого как-то пугливо вжимающий голову в плечи (докатился, подумал Лави со смесью разочарования и стыда, уже даже ребенок тебя боится), удивленно распахнул глаза. — Потому что в объяснениях я все-таки не мастак…
Парень на секунду задумался — и пожал плечами, подходя и присаживаясь рядом.
А почему бы, манта побери, и нет?
В таком темпе прошло два дня: он ходил к Вайзли, в присутствии которого сердце колотилось как сумасшедшее, закапывался книгами в библиотеке, оккупировал дворцовый бассейн, наслаждаясь солнечными лучами и доносящимся шумом волн, общался с Тики и обучал грамоте оказавшегося довольно милым Изу. И совсем иногда — заходил к ведьме, пока никто его не видел. Он не мог понять зачем делал это, но, опять же, к зубатке его тянуло — да и во сне она выглядела настолько безобидно, что даже и нельзя было подумать, что она и являлась той безумицей, которая топила и убивала людей и на которую устраивалась грандиозная и единственная в своём роде охота.
Лави не желал думать об этом, но постоянно возвращался мыслями к той самой охоте, о которой слышал только из уст управителей, которые подавляли, по сути, восстание. Морской народ всегда был слишком верующим — а потому было совершенно неудивительно, что они решили принести в жертву среброволосую ведьму, наплевав на то, что она была царевной и русалкой.
Лави ходил к ней в спальню и вспоминал те почти полгода, что провёл рядом со спящей Аланой — что было единственным разом, когда она была спокойной и не безумной, будучи запертой в бухте.
И спустя два дня, в один из таких бесцельных походов, русалка вдруг раскрыла глаза и счастливо потянулась, трепеща жабрами и щёлкая позвонками.
— Ну что, выспалась? — с издёвкой спросил Лави, на самом деле, слегка шокированный, что она проснулась именно сейчас. Наверное, стоило позвать Тики. Наверное, стоило вообще по-тихому сбежать отсюда, пока его не заметили.
Алана вздрогнула и перевела на него удивлённый взгляд, после чего светло улыбнулась.
— Ещё хочу, если честно. Но больше пока нельзя.
Парень хмыкнул.
— И правильно. А то твой муженек столько всего интересного про тебя не знает, — заметил он, наплевав на то, что его могут хорошенько отколотить хвостом. В конце концов, душевное здоровье Тики ему было дороже, так что стоило узнать, что у зубатки на уме, раз она позволила мужчине выпить своей крови.
Алана вскинулась так резко, словно не потягивалась только что лениво, а так и сидела, готовая напасть в любой момент. Ее бледные щеки покрылись красными пятнами, и это было так странно, что Лави на секунду даже опешил.
— О-откуда т-ты з-знаешь? — выдохнула девушка крайне смущенно, как будто даже не собираясь его колотить, а напротив — опасаясь того, что это он ее поколотит и как-то словно бы бессознательно отодвигаясь к другому краю кровати.
— Про муженька? — Лави завел глаза. — Откуда надо, оттуда и знаю, глупая зубатка, так что лучше тебе сразу рассказать мне, что ты планируешь, а не юлить. Тики чуть удар не хватил, когда он увидел, что ты не просыпаешься! Какого манты ты вообще не предупреждаешь его о таких важных вещах? И ведь вроде любишь, а того и гляди в гроб загонишь! — сказал и сам удивился горячности своей тирады. И — понял, что Алана от удивления не стала особенно ревностно допытываться, откуда ему известен такой пикантный факт.