Вместо этого она опасливо сжалась, упершись спиной в изголовье, и, метнув нечитаемый взгляд (Лави отчего-то показалось, что там плескалась злость) на свой хвост, остервенело накрыла его покрывалом — парень проследил, как длинный шрам скрывается под мягкой тканью и только после этого понял, что всё это время бессовестно пялился на её увечья.
— А от этого есть какая-нибудь разница? — низким голосом проговорила Алана, сводя брови к переносице и словно бы пытаясь взглядом прожечь в Лави дырку. И если бы он не знал, что зубатка с огнём совершенно никак не дружит (даже боится), то точно бы отшатнулся, стремясь скрыться он пронзительных серых глаз.
— А то, что Тики за тебя переживает и постоянно волнуется, тебе ни о чём не говорит? — едко поинтересовался он, чувствуя, как внутри вновь разгорается этот пожар ненависти к ней. Глупая, глупая, глупая безумная идиотка, так долго пробывшая в одиночестве, что совсем разучилась общаться с людьми!
Алана гневно поджала губы, явно не желая рассказывать своих мыслей, и Лави ядовито усмехнулся, желая — просто наконец желая — понять, что же было у неё на уме.
Потому что русалка же и правда любила Тики. Но своим поведением приносила ему больше бед, чем радости.
— Так и будешь молчать и прожигать меня взглядом, ведьма? — язвительно хмыкнул он, и девушка возмущённо втянула воздух, угрожающе наклоняясь, словно готовая в любой момент кинуться на него.
— А был смысл в том, чтобы говорить ему? — на одной низкой спокойной ноте проговорила Алана, ни разу не вильнув голосом — словно и не она сейчас внушает в Лави этот первозданный трепетный страх. Тот самый страх, когда начинаешь драться с этой безумицей. С жрицей, которая без какого-либо интереса направляет на тебя свою тонкую коралловую ладонь — и бурную огромную волну, норовящую потопить под собой.
— О, вот как? — парень прикусил изнутри щеку, собирая всю свою волю в кулак, и сердито вскинул подбородок. — Тогда нет, наверное, смысла говорить, что Тики хочет твоей руки у царя просить, да? — выдал он на одном дыхании и замер, наблюдая с затаенным торжеством, как меняется взгляд русалки от одного только смысла этих слов.
— Что?.. — только и произнесла она одними губами, ошеломленно приоткрывая рот и застывая на своем месте, изумленная и недоумевающая. И — не на шутку обеспокоенная услышанным.
И немудрено — Лави сам, честно сказать, струхнул, когда Тики только сказал ему об этом. Но мужчина говорил так решительно и неколебимо, что сразу же стало ясно — его никаким образом не получится отговорить, а потому — лучше стоять в сторонке, страхуя его и не давая ему оступиться.
— Только то, что ты слышала, — сердито выплюнул он, чувствуя, как страх перед Аланой окончательно истаивает. — И не думаю, что у тебя выйдет переубедить его — лучше вообще молчи о моих словах, если не хочешь нарваться, ясно? Он это уже явно давно для себя решил, и его никакая сила не собьет с намеченного пути.
— Но это опасно! — девушка всплеснула руками и тут же обессиленно упала на подушки, как будто не зная, что предпринять в таком сложном случае, но не в сила сидеть на месте. — Отец ведь может его убить, как ты не понимаешь?!
— А ты — можешь убить его достоинство, — фыркнул парень и с вызовом скрестил на груди руки. — И вот хочешь, я тебе отвечу на правах давнего друга, что для него важнее?
Алана убито покачала головой, явно и сама догадываясь о том, что уж точно не жизнь (ибо есть ли смысл в жизни бесславной, опозоренной и одинокой — ведь русалку могли все-таки забрать).
— Но… — она горестно закусила губу и вскинула на Лави загнанный взгляд, совершенно теряя сходство с ужасающей морской ведьмой и становясь испуганной беспомощной девчонкой, которой не то что пятисот — даже и двадцати ни за что не дашь. — Но что тогда делать, а?..
— Обогнать его? — тритон присел рядом с ней на самый край кровати и потер руками лицо. — Слушай, я тоже ужасно не хочу его смерти, но для того, чтобы все остались в живых, вам надо действовать сообща.
Алана посмотрела на него, долго не отводя взгляда, и вдруг вокруг них соткался из воздуха водный пузырь — явно для того, чтобы никто случайно не услышал их разговор.
— Как? — выдохнула она наконец, и её серые глаза… Лави поймал себя на том, что смотрит в них, утопает в них, и это была не та бездонная бездна, в которой тонули крошившиеся корабли, не та страшная пучина, в которой гибли невинные люди, умоляя спасти и получая в ответ лишь пустую сумасшедшую улыбку, — нет, это было тёплое озеро, прогретое солнечными лучами.
Как долго парень лишал себя этого? Как долго игнорировал этот нежный омут, в котором мог бы и сам найти спасение?
…четыреста лет, Лави.
— Сначала всё же объясни мне, — начал парень, отвлекаясь от своих мыслей (которые грызли его, грызлигрызлигрызли подобно мышам, грызущим зёрна), и проследил, как Алана растерянно отводит взгляд, кутаясь в тонкое покрывало, явно понимая, что же ему хотелось спросить. — Почему ты не сказала ему про кровь?
Девушка сглотнула, закусив губу, вмиг став неуверенной девочкой, совершенно влюблённой и волнующей девочкой, и тихо шепнула:
— Я не знала, надо ли ему это было.
Лави возмущённо вздохнул, желая разразиться новой гневной тирадой в защиту и оправдание Тики, но зубатка тут же продолжила, не давая ему и слова вставить:
— Он так молод, понимаешь? Ему всего двадцать пять, — и столько тоски, столько грусти было в её голосе, что парню ничего не оставалось, кроме как горестно вздохнуть, напоминая себе, что эта ведьма — неадекватная и пробывшая взаперти большую часть жизни его тётка.
— А ты его об этом спросила? — Лави вытянул губы трубочкой и вздохнул. — Ведь не спросила же? Хочет ли он остаться с тобой навсегда и все такое?
Алана в растерянности хрустнула пальцами.
— Ну… он говорил, что хотел бы… видеть меня своей женой, — промямлила она едва слышно. — То есть… он… он спросил, хочу ли этого я, — здесь русалка закусила губу и внезапно выпалила, отчаянно краснея: — И у него был такой вид, будто он просто умрет на месте, если я скажу ему «нет»! А я и не собиралась! Я же люблю его, понимаешь?!
Лави втянул носом воздух, внушая себе, что к ненормальным, чересчур экзальтированным дамочкам надо быть терпеливее, и вкрадчиво переспросил:
— То есть он тебе замуж предложил за него пойти, и ты согласилась, но при этом смолчала о том, что если он выпьет твоей крови — это будет считаться за обряд бракосочетания, так? — Алана сжалась под его тяжелым взглядом как нашкодившая девчонка и мелко закивала. Парень поник плечами. — Так какого дракона ты комедию тут ломаешь, а?! Он молод, ему всего двадцать пять! Вот только ведет он себя умнее тебя раза в три!
— А если ему надоест?! — в голосе девушки послышались малость истерические нотки. Она снова вскинулась. — А если он разлюбит меня?.. Ему ведь будет в тягость мое общество, я же долгожитель уже сейчас, да и еще жить буду, если не сдохну…
— А то, что ты его обрекла на жизнь почти что в тысячелетие, тебе ни о чем не говорит, нет? — с терпением все-таки были проблемы. Лави заметил, как снова начинает повышать голос, и стиснул зубы.
Русалка неловко пожала плечами и выдала, явно сама не веря в свои слова и просто, как видно, жаждая отбиться хоть таким аргументом.
— Так люди всегда носились за долголетием!
И это был бы хороший аргумент, кстати. Вот только речь шла о Тики, и здесь подобное условие не котировалось от слова «совершенно».
— Тики не из их числа, глупая зубатка, — холодно процедил тритон, выпячивая подбородок и мысленно костеря дурочку на чем свет стоит, — и если ты еще раз оскорбишь его недоверием, я передумаю помогать тебе, ясно?
И тут Алана взглянула на него так зло и ядовито, что внутри к Лави что-то дрогнуло, желая спрятаться, но, манта её сожри, он ни за что не спасует перед этой зубаткой, хоть тысячу раз она будь царевной и морской ведьмой!