— Ты мне очень нравишься, Вайзли, — довольно протянула она, изогнув губы в хитрой усмешке, и юноша, смешливо хмыкнув, в напыщенной благодарности поклонился, заставляя её рассмеяться. Кто бы подумал, что с таким болезненным юношей (который выглядел, на самом деле, даже хуже вечно недомогающего Маны) они вообще так быстро смогли бы найти общий язык! — Но я тебе это не говорила, — лукаво подмигнула Алана засмеявшемуся Вайзли, и тот понятливо кивнул.
— Как скажете, ваше царское величество, — высокопарно отозвался он, и девушка захохотала следом.
— И правильно, — улыбнулась она. Ведь если уж даже она счастлива — все в этом замке должны быть счастливы, разве нет?
Однако разговор был, кажется, исчерпан, и если так…
На самом деле Алане хотелось поговорить с Вайзли еще о чем-нибудь — хоть о чем, слишком уж он оказался занятным малым, — однако она совершенно не знала, с чего начать.
И очень удивилась, когда Вайзли сделал все за нее.
— Расскажи мне о них, — внезапно попросил он, едва заметно кивая на шкатулку, но явно имея в виду не письма, а их адресатов. Которых уже давно нет в живых.
Алана сглотнула вновь подкативший было к горлу ком и грустно улыбнулась.
— А ты разве не знаешь?
Юноша качнул головой.
— Я не силен в истории, если хочешь знать, — признался он без стеснения, — а потому никогда особенно и не слушал Фиддлера. Но просто… одно дело — это учитель, который пусть даже все и видел, все равно рассказывает про лица с портретов, которые не имеют отношения к твоей настоящей жизни. А совсем другое… — здесь Вайзли хмыкнул, — столкнуться с этим.
И здесь он, как показалось Алане, определенно имел в виду не ее саму. Или — не только ее. Возможно, дело было в том, что…
Ох, Лави на самом деле был ужасно похож на Рогза, и только дурак теперь мог этого не заметить — не после того, как тритон перестал менять некоторые свои черты с помощью унаследованного дара.
— Ты всё же не сердись на него, — вновь попросила Алана, и правда опасаясь за спокойствие племянника, но Вайзли лишь отмахнулся почти так же, как и Адам.
— Я подумаю, — неопределённо пожал он плечами, и девушка, слишком радостная и спокойная, решила ещё немного подколоть его. Нужно же ей было хоть на кого-нибудь выливать свою язвительность, не так ли? С Тики такое не проходило: тому стоило лишь улыбнуться ей, как по уши в него влюблённая Алана теряла дар речи, Изу вообще ничего особо шутливого говорить не хотелось, а близнецы… на близнецах она, конечно, отыгрывалась, но те в последнее время были заняты только друг другом, так что внимания на пытавшуюся развлечься девушку не обращали.
— Можешь сразу кинуться к нему в объятия, и он сам тебе все выложит, — нарочито спокойно подсказала она, наблюдая со шкодливым восторгом, как Вайзли краснеет и вскидывает на неё смущённый взгляд.
— Откуда ты знаешь? — воскликнул он, пытаясь явно быть сердитым, но Алана лишь умилённо прищурилась и лукаво заулыбалась.
— Мы ужасно похожи, ты уже забыл? — поиграла она бровями, наслаждаясь тем, как юноша неловко поджимает губы и отводит взгляд. Но недолго было отведено ей радоваться и чувствовать себя хозяйкой положения — Вайзли тут же хитро улыбнулся и плутовато протянул:
— А-а, то есть Тики так делает.
И теперь была очередь Аланы ощущать, как пылают щёки.
— Не совсем так, — односложно выдавила она, закатив глаза.
Вайзли пожал плечами, явно радуясь тем, что был не единственным, кто залился краской при разговоре о том, кого любил, и спокойно отозвался:
— Так или иначе, это не в моём стиле.
И Алана, с несколько секунд наблюдая за его острыми чертами бледного лица, захихикала прямо как нашкодившая девчонка.
— Самой старшей была Элайза, — всё же начала девушка, мягко проведя взглядом по шкатулке, — даже и не знаю, что о ней сказать кроме того, что она была замечательной, — растерянно поделилась она, хмыкнув. — Она была мне как мать: я очень любила её и все эти четыреста лет переживала, что её могли убить до того, как убили всех остальных. Я боялась, что она могла даже не знать о том, что… — Алана запнулась и загнанно посмотрела на замершего Вайзли. — Но она знала.
— Что… все погибли?.. — тихо выдохнул юноша — и Алана, не выдержав, снова взяла его за руку. Так ей было легче, намного легче.
Потому что влюбленный в ее племянника Вайзли оказался ей куда ближе, чем влюбленный в своего близнеца Мана, обязательно тесно подружившийся бы с Укрой, будь та жива.
— Не только об этом, — качнула головой девушка. — Еще — о том, что я — единственная, кто выжил.
Об этом они говорили долго. О семье вообще, как выяснилось, можно было говорить без конца, и как так вышло, что Вайзли смог повернуть ее слезливые откровения в положительную сторону, Алана совершенно не представляла.
Но факт оставался фактом.
Алана рассказала ему про Мугзу, с которым хотела дружить, но которого очень боялась, про Рогза, истории о котором юноше слушать, как видно, очень понравилось из-за его прямого родства с Лави, про Люсиль и Линнею, которых считала самыми красивыми русалками в океане, несмотря на то, что к моменту ее появления на свет Люсиль была замужем, а Линнея — сильно больна.
Про кого она только не рассказывала.
А потом Вайзли как-то вскользь обронил, что его мать на самом деле ужасно похожа на высокомерную Тэнью, и девушка всерьез заинтересовалась этим. Они с Лулу Белл почти не общались с того… хм… ознакомительного обеда, но мать Тики показалась ей очень интересной женщиной, да и, по правде говоря, она просто очень хотела заслужить ее одобрение. Не шутливое, а реальное.
Чтобы они знали друг о друге, и чтобы мать Тики сказала, что… что… Алана действительно достойна того, что перепало на ее долю. Что она действительно заслуживает такой семьи, как эта.
Наверное, дело в том, что она не знала собственной матери, а потому теперь ей так важно было одобрение чужой (тем более что Тики и Вайзли явно ее любили — интересно, за что именно больше всего).
Тэнья, однако, несмотря на всё своё высокомерие и наплевательское отношение к белодухим, которых вечно обыгрывала и дурачила, семью любила: Алана помнила, как сестра рассказывала ей про отличия жемчуга от белых камешков, как приносила для проверки на прочность кораллы (и маленькая Алана грызла их все, совершенно не подозревая о том, как нагло её используют), как пела песни, забравшись на самую высокую башню замка — и как развевались её пышные рыжие волосы на ветру. Об этом девушка замершему в любопытстве Вайзли и рассказывала, когда вдруг душераздирающий зевок заставил её прерваться. Она удивлённо посмотрела в окно, ошеломлённо понимая, что на улице уже поздний вечер: небо окрасилось в тёмные цвета, а море тревожно бормотало ночные кошмары.
— Наша мать нас тоже любит, — всё же успокоил её Вайзли, понимающе кивнув и встав на ноги, — и я уверен, что ты ей понравишься. А если всё-таки нет, то Тики её слушать не будет, — рассмеялся он, заставляя Алану обиженно надуться и шутливо-сердито запустить в него тонкую струю из вазы. Юноша тут же зафыркался, вытирая лицо рукавом полой длинной повязки, обмотанной вокруг его головы, и закатил глаза.
— А что ты вообще здесь делал? — как можно спокойнее поинтересовалась девушка, всей душой надеясь, что это не Тики подослал сюда своего братца, чтобы тот проследил за психически неустойчивой русалкой. Вайзли, однако, лишь загадочно усмехнулся, и Алана обречённо выдохнула: — Кто тебя послал?
— С чего ты взяла, что меня кто-то подсылал? — игриво вскинул он брови и широко улыбнулся. — Я сам пришёл. Хотел на тебя посмотреть.
Это совершенно выбило Алану из колеи. Она и так не могла взять в толк, как можно вот так быстро найти с кем-то общий язык (хотя влюбилась же она в Тики за каких-то несколько дней), а тут еще кто-то заинтересовался ею и пришел посмотреть. Действительно ли цель Вайзли была таковой?
— Но зачем тебе это? — девушка подозрительно свела брови к переносице и мотнула головой. Странно было все это, а она только сейчас так подумала.