— И… — младший Уолкер облизал пересохшие губы и затаил дыхание, — хорошо ли это?
— Он сказал, — с удовольствием протянул Адам, потягиваясь и хрустя шеей как только что отменно отдохнувший человек, — поживем — увидим.
Мана сердито поджал губы, удерживая себя от того, чтобы ещё и надуть щёки, как обиженный ребёнок, и подозрительно нахмурился.
— Вы уже успели подружиться, да, я вижу? — оскорблённо пробурчал мужчина, всеми силами пытаясь не показывать своего недовольного состояния. Адам, однако, как и всегда, раскусил его тут же: смешливо хохотнул, потрепал по щеке, заставляя протестующе зашипеть, и хитро прищурился, пожав плечами.
— Он сказал, — Мана закатил глаза, а отец продолжал с лукавой улыбкой, — что рад был увидеть всех нас, а ещё… — Адам вдруг закашлялся, опираясь на взволнованно подобравшегося Уолкера, и успокаивающе покачал головой. — Я в порядке, сын, правда.
— Неправда, — потерянно простонал он, чувствуя себя растерявшимся ребёнком. Точно так же было, когда Неа пришёл к нему впервые с рассечённой скулой и сломанной ногой, а Мана не знал, что делать. Брат тогда лишь смеялся и оправдывался, хвастался тем, что смог победить всех мальчишек, потому что был единственным, кто смог перепрыгнуть на другую крышу, а Мана… а Мана ощущал себя бесполезной тряпкой.
Прямо как сейчас.
Потому что Адам отказался принять живительную слезу Аланы.
Это случилось уже после того, как Алана очнулась от своего сна. Девушка сразу же предложила отцу то, что ему было нужно, просто предупредив, что болезни это не излечит, а тот… взял и отказался. Да еще с таким лукавым видом, как будто планировал это сделать с самого начала, а посылал их вовсе не за слезами.
Правда, в свете последних событий Мана начинал склоняться к тому, что все так и есть. Хотя бы по той простой причине, что таким мелочным отец не был никогда — он бы послал их за русалкой скорее не из-за слез, а из-за тайных знаний или чего-то в этом роде. И, как показала практика, все так и случилось.
Вот только легче от этого не становилось ни на секунду.
Мужчина заставил себя отрешиться от этой мысли — что его отец скоро умрет и что так мало ему отмеряно — и попытался сосредоточиться на разговоре.
Адам расхохотался и отер лоб платком, устраиваясь на своей подушечной горе удобнее.
— Истинная правда, — заметил он спокойно — и вдруг подмигнул: — Неужто ты думаешь, что раз от слез отказался, то так уж быстро в свет и отправлюсь? Рано ты меня провожаешь! С такими лекарями я десяток лет прожил — и еще столько же проживу, успокойся.
— Десяток лет — слишком мало для долгожителя, — недовольно буркнул себе под нос Мана и поспешно отвел глаза. Ему самому до сотни тоже дожить не грозило, однако он был всяко здоровее своего отца, хотя и простужался от любого сквозняка. — Так что еще тебе сказал царь? — надо срочно вернуться к теме — мужчина не любил обсуждать свою и отцову немощь, это наводило на него неизбежную тоску по тому, что все скоро изменится. Что конкретно изменится — Мана не знал, но был почему-то в этом точно уверен.
— Он сказал, что оставит Алану здесь, если она выскочит замуж за кого-то из потомков своей старшей сестры, — с удовольствием отозвался отец, широко улыбнувшись. — И заметил, что, судя по разговору в тронном зале, кандидат тут один-единственный.
Мана прыснул, нисколечко не удивляясь такому заявлению, потому что Мариан, как уже становилось понятно из недавнего разговора, за словом в рукав не лез, и явно именно поэтому так буравил Тики взглядом всё утро за столом — понял же, что именно тот был суженным его дочери, да и понял определённо до того, как Микк встал на защиту девушки.
Однако всё же стоило уточнить — хотя бы ради забавности всей этой ситуации.
— Который похож на Дориана? — с улыбкой спросил Мана, приподняв брови, и Адам, как это обычно и бывало, прекрасно уловил его желание повеселиться там, где веселиться, казалось бы, причин и не было.
— Который похож на Дориана, — утвердительно повторил мужчина, кивнув, и всё же рассмеялся, качая головой. — История имеет свойство повторяться, не так ли? — ласково поинтересовался он, и Мана вновь ощутил прилив этого чувства безысходности, которое накатывало на него всякий раз, стоило только подумать, как круто всё изменится совсем скоро.
— Да уж, — веселье как рукой сняло. Мужчина выдавил из себя вялую улыбку и подавил желание забраться к отцу под крыло, чтобы спрятаться от проблем — как маленький мальчик, а не взрослый мужчина и успешный ученый. — Это точно…
— Что с тобой, сын? — Адам проницательно склонил голову набок. — Ты чего-то опять боишься? — это спокойное и обыденное «опять» болью отдалось в ушах — как противный визг или скрежет ногтей по стеклу. — Ты беспокоишься из-за чего-то, но я…
— Я в порядке, пап, — Мана потер руками лицо и перестал жалко улыбаться, чтобы не провоцировать родителя на душеспасительную беседу. — Просто все это… очень странно, и я боюсь, что что-то обязательно пойдет не так.
Адам хмыкнул так, словно не поверил ему, но решил не привязываться с вопросами, и, по правде сказать, мужчина был ему благодарен.
— И что же, по-твоему, может пойти не так? — между тем светским тоном поинтересовался отец.
— Не знаю, — Мана махнул здоровой рукой и глубоко вздохнул. Он и сам не знал толком, в чем проблема. Докатился — боится, а чего — понятия не имеет, глупый ребенок, которому за двадцать и который все равно ребенок по сравнению с той же эфемерной Аланой, ведущей себя то как вздорная девчонка, то как тысячелетняя богиня. — Просто этот визит… Ты бы видел сцену между Линком, Аланой и Тики там, в галерее. И как Линк смотрел на Алану. Я думал, Тики ему голову прямо там снесет — один порыв ветра, острый как бритва — и нет головы у этой заносчивой рыбины на плечах. Но…
— Обошлось же? — Адам мягко улыбнулся уголками губ. — Не недооценивай Тики, сын.
Мана пристыженно прикусил губу, ещё больше ощущая себя самым настоящим ребёнком, и попытался оправдаться:
— Просто Неа сказал, что Линк по уши в неё влюблён и именно поэтому Тики так зол, но, — мужчина запнулся, растерянно перебирая слова в голове, — но в его взгляде было лишь восхищение, пап! С чего они вообще это взяли? — пробурчал он, хмуря брови и замечая, как Адам смешливо морщит нос, сдерживая смех.
— Просто тебя любят по-другому, сын, вот ты и не понимаешь, — мягко проговорил отец, и Мана замер, испуганно кидая на взгляд и понимая, что… ему и правда было всё известно. Как Неа и говорил: Адам всё понял, как только они появились перед ним после этого дальнего плавания.
— Я… Я… — начал он, надеясь как-то оправдаться, при этом совершенно не в силах осознать причин своего порыва, но отец лукаво прищурился и продолжил так, словно бы и не обращая внимания на поведение сына:
— Хотя Линка можно понять, — пожал он плечами и тут же задумчиво вздохнул, — но и Тики понять я в силах, так что, — мужчина шкодливо подмигнул набравшему в рот воды Мане, — пусть сами разбираются.
Мана прикусил губу и выдохнул.
Наверное, им стоило поговорить об этом и во всем разобраться. Просто потому что… потому что мужчина не мог без одобрения отца! Без его мнения на тот или иной счет!
Почему родитель ничего не говорит? Почему не выразит свою позицию? Он ведь имеет полное право на выговор, ведь Мана и Неа одним махом, можно сказать, пресекли две ветви продолжения рода! Не главной, конечно… Потому что были еще Шерил, Тики и Вайзли. Но все же! К тому же, Вайзли, как видно, отметается тоже — в силу того, как смотрел на Лави в день, когда познакомился с Аланой и узнал правду.
Но хотелось бы все же знать, что отец обо всем этом думает!
— Пап, послушай, — мужчина облизнул губы и решительно выпрямился. — Давай-ка поговорим. Это… очень важно.
Адам удивленно вздернул брови и подался вперед.
— Конечно, Мана, — он ласково улыбнулся и кивком побудил мужчину облегченно вздохнуть. Что ж, это уже начало. К тому же… отец ведь не может не знать, о чем он хочет поговорить, верно? — Так что беспокоит тебя больше всего?