Однако все же через несколько минут Адам зашёлся кашлем, откинулся на подушки с кривой улыбкой, будто ему самому меньше всего хотелось показывать свою слабость кому-либо, и Уолкер, прекрасно понимая его в этом, покинул покои, напоследок не удержавшись и ещё раз крепко обняв хохотнувшего мужчину.
Дворец погрузился в сонную ночную тишину, и в галерее с картинами, понятное дело, никого уже не было, но Мана всё равно остановился у портрета Элайзы, всматриваясь в её серые добрые глаза и длинные рыжие косы. Её улыбка иной раз напоминала улыбку Аланы — такая же лукавая и словно бы спрятавшая в себе что-то невероятное мудрое и сокровенное, что-то, что было известно лишь ей одной, и смотреть на неё можно было целую ночь — как когда Мана и делал. Он забирался сюда с одеялами и подушками, прятался у колонн, захватывал с собой какую-нибудь книгу и сладости с кухни, пока служанки не обращали на него внимания, и часами разглядывал профиль первой императрицы, пытаясь разгадать эту тайну, пытаясь понять это самое сокровенное, но в итоге всё всегда сводилось к тому, что Неа, понявший, что брат вновь где-то пропадал, находил его, пристраивался рядом, через несколько минут засыпая на плече или коленях, и они до самого утра, переплетясь в тесный комок, видели сны под мелодичный шум прибоя.
Мана рассмеялся, мотнув головой, и направился дальше по галерее, чтобы через несколько пролётов, лестниц и коридоров добраться до своих покоев, где сопел близнец, всё ещё явно не заметивший его отсутствия.
С легким сердцем потянувшись и устроившись рядом с Неа, мужчина уже было закрыл глаза и чуть приобнял брата за талию, как вдруг тот порывисто чмокнул его в макушку, перевернулся и подмял под бок. Мана только и успел глухо рыкнуть и без особого успеха взбрыкнуть.
— Ну что, поговорил с отцом? — лениво поинтересовался брат между тем, поглаживая его по плечу и легко целуя в шею.
Уолкер откинул голову на подушку и без лишнего энтузиазма проворчал:
— Ничего-то не скроешь от тебя, да?
Близнец коротко хмыкнул.
— Коне-е-чно, а ты как думал? Ну и что? — надо отдать брату должное, голос его не дрогнул ни разу, Мана даже заслушался. И не только заслушался — если бы он не знал своего близнеца как облупленного — даже поверил бы ему. Вот только Неа — это Неа, и Мана знал его слишком уж хорошо.
— Тебя же это не беспокоит? — лукаво усмехнулся он, дразняще поигрывая бровями. Ну не все же Неа над ним издеваться, надо когда-то хоть разок поменяться ролями!
— Рассказывай уж давай, — брат мотнул лохматой головой и разулыбался — как знал, паршивец, что прав окажется. Неужто настолько хорошо отца понимает, что с самого начала и не рисковали они ничем?
Мана зажмурился, воскрешая в памяти ту первую сцену между ними в гостинице, когда Неа полез целоваться, и прикусил изнутри щеку.
Кажется, они только вернулись, а он вот уже скучает по этой кочевой жизни. Даже не думал никогда раньше, что это может его так привлечь, а теперь вот… скучает, надо же.
Славные были деньки.
А особенно хорошо было то, что запаха смерти в то время было намного меньше.
Или это он просто был слишком занят, чтобы поддаваться опять своему безумию?..
Надо себя чем-то занять и здесь.
— Да нечего рассказывать, — усмехнулся он, отгоняя от себя эти мысли. — Отец счастлив, если счастливы мы с тобой, вот и все. Потому что мы его дети, и он любит нас. Знаешь, — здесь мужчина приподнялся на локте, — его, кажется, веселит даже перспектива драки между Тики и этим Говардом.
Неа ликующе рассмеялся и вновь упал рядом, подгребая Ману поближе к себе и целуя его в висок.
— Ну вот, — заметил он самодовольно, — а я говорил же! — и скользнул губами в виска мужчины на его скулу.
Мана лениво завел глаза — неужели у этого идиота все мысли об одном и том же? — и демонстративно повернулся набок.
— Ты кругом прав, — согласился он, широко зевнув. — Отлично. А теперь мне точно нужно поспать.
Конечно, Мана знал, что спать они точно не будут.
Конечно, Мана не хотел спать.
Именно поэтому, когда, оправдывая его предположения, Неа с недовольным цоканьем шлепнул его пониже спины и полез рукой ему под рубашку, мужчина с радостью подставился под его ласку.
В конце концов, никто кроме его близнеца не сумел бы лучше его отвлечь.
========== Двадцать вторая волна ==========
Тики определённо не нравилась сложившаяся ситуация. Его однозначно бесил Линк, всюду следовавший за Аланой по пятам и буквально пожирающий её взглядом, ведь его наречённая этого даже и не замечала — она, казалось бы, вообще не обращала на него внимания, и это, если быть честным, всё-таки хоть немного, но успокаивало. А ещё Микка раздражал Мариан, каждый раз одаривающий его странным оценивающим взглядом, словно он был каким-то бараном на базаре. И даже Адам, лукаво улыбающийся при всякой встрече, немного Тики напрягал: особенно в те моменты, когда старик находился в одном помещении с морским царём и тот точно ему отвечал на эти улыбочки не менее хитрыми и ехидными усмешками. Они явно были в сговоре! Но больше в больном императоре, которому нельзя было надавать по башке только из-за того, что он был почти при смерти, а не потому, что он был венценосной особой, бесили его предвкушающие искры в глазах, когда рядом с Тики оказывалась Алана — а вместе с ней и Линк.
Кажется, кое-то ожидал хорошей драки. Ну конечно, больше-то развлечься во дворце никак нельзя было, ну-ну.
Микк бы плюнул на всё это с высокой колокольни, как обычно и делал, да только вот сейчас он был и так слишком напряжён и взволнован: как-никак, а в Столице находился морской царь (который оказался пьяницей похлеще любого портового завсегдатая), а рядом с ним тритон, являвшийся первым в списке тех, кто желал смерти человечеству.
Конечно, через несколько месяцев к ним должно было приплыть посольство, а там и перемирие с морским народом, помощь в обороне, восстановлении городов и царства вообще, но… но это не меняло того, что Мариан и словом не обмолвился о судьбе Аланы. Он думал. Думал он в погребе. В обнимку с бутылкой. И девушка каждый раз, видя его, кривила лицо и причитала о том, как вреден алкоголь.
И Тики это нервировало.
Мариан здесь уже неделю! Но он ничего так и не сказал! Он лишь доложил, что подумает обо всем, что придёт к какому-нибудь решению, но в итоге так ничего и не произошло!
Хотя, конечно, было в этой кутерьме что-то приятное. Например, то, как протестующе шипела Алана и, стыдливо краснея, подставлялась под его губы, когда Тики выцеловывал ей шею, пока за стеной её покорно ожидал Линк. Который же всё равно ничего не услышит — он же не повелевает ветром.
А ещё было забавно и то, что девушка потребовала его обучить себя драться ногами — сразу после того, как с восторгом наблюдала за очередной шуточной дракой Микка с Неа. Ну и мог он разве ей отказать?
Конечно, мог. Что и сделал. Потому что она девушка, потому что ей не следует драться — для этого есть Тики.
Поэтому в итоге обучать её стал Неа.
Тики побесился, конечно, обфыркал и обшипел брата со всех сторон — но менять ничего не стал. Да и стоило ли? Если Алана оказалась так настойчива в своем желании это сделать, значит, у нее есть серьезная причина. Этот факт был неплохим оправданием беспомощности, но работал не постоянно — иногда Тики все-таки срывался и отправлялся куда-нибудь в укромное место — крушить все и спускать пар. В укромное — потому что как бы мужчина ни бесился, а давать врагу представления о своих возможностях не хотел и не должен был.
Однако сейчас для злости было еще рано — еще ничего не произошло, день только начинался, солнечный и спокойный, и Алана с утра увела Изу на прогулку — повидаться с местными духами и проветриться. Ребенку был нужен воздух, в конце концов, не мог же сын сидеть в комнате постоянно. Даже с Роад. Тем более с Роад.
Тики вообще удивлялся тому, с каким спокойствием Изу ее терпел. Вздорная и избалованная, дочь Шерила хоть и была любимой племянницей своего дяди Тики, все равно оставалась невыносимой девчонкой, и то, что малыш еще не полез от нее на стенку — чудо, если не больше.