Как и идти назад.
Мужчина бросил на сияющую шальными глазами русалку безумный взгляд, желая удостовериться, что это действительно приглашение, и, то ли и впрямь заметив, то ли придумав себе ее едва заметный рваный кивок, осторожно отогнул пальцами ее кружевные бедренные плавники, обнажая нежную плоть.
Больше не будет этих плавников — на мгновение проскользнула мысль в голове, больше не будет этих летящих пышных плавничков, напоминающих игривые юбчонки, которые были в моде у девушек по сторону океана, теперь дальше и впредь бёдра Аланы будет украшать лишь цепочка, напоминающая о том, кому она себя отдала.
Что ж, Тики, кажется, понял всю прелесть этого обряда с обручением у морского народа.
Особенно его радовало то, что в их случае эту цепочку никто больше и не увидит.
Алана напряглась, крепко сжала подушки, вспарывая ногтями шёлк и бархат, и тяжело задышала, будто бы пытаясь приготовиться к тому, что случится.
Тики прошёлся дорожкой тягучих успокаивающих поцелуев от живота до шеи, поглаживая её по нежной плоти и собирая пальцами влагу, и, глубоко целуя девушку, всасывая её нижнюю губу в рот, медленно погрузился в горячую тесноту, чувствуя, как Алана дрожит и коротко вздыхает, задерживая дыхание и шаря по кровати руками, чтобы в итоге найти плечи Микка.
Они сплелись в единый комок тесно прижатых друг к другу движущихся тел, и раскалившийся воздух обжигал Тики легкие. Он двигался в девушке, терся об нее, и чешуя царапала его восхитительно горящую от боли кожу.
Сколько он хотел этого? Сколько ждал?
Он думал, этого с ним никогда не будет.
Он думал, не сбудется.
Алана обняла его руками за шею, притягивая вниз и целуя, и вдруг обвила хвостом, заставляя хрипло расхохотаться этому собственническому порыву и вспомнить одну из их ночевок в таверне.
— Кажется, кто-то снова не удержал хвост на месте? — задорно зашептал на ухо девушке он, шумно втягивая носом воздух и чувствуя, как стало слаще и тяжелее двигаться, толкаясь в нее. Хвост частично лишал его свободы, но он ни за что не отказался бы от этого объятия.
Русалка беззвучно рассмеялась, вжимаясь в него горячей грудью и обнимая крепче.
— Кажется, в Империи это называется «распустить руки»? — уточнила она довольно, и Тики с усмешкой ощутил, как его шлепнули плавником по бедру.
Совершенно восхитительное ощущение, вот дракон. И как можно быть такой восхитительной, вот скажите?
Она сейчас походила на одну из тех древних прекрасных дев со змеиными хвостами, что заманивали путников в пещеры, соблазняли песнями да плавными изгибами тела и, погружая в дрёму гипнотическим взглядом, окольцовывая, лишали движений. Потом, правда, они их съедали, но этот порыв Аланы (ужасно возбуждающий порыв, на самом деле) заставил вспомнить одну из детских страшных сказок, которых Тики понахватался от народа в своих путешествиях.
В один момент мужчина ощутил, как внутри у него разбухает солнце, как всего его наполняет до самых краёв, и крепко зажмурился, утыкаясь с низким стоном в плечо Аланы, откинувшей на подушки голову и кусавшей губы так, что по подбородку и шее у неё стекали тонкие струйки крови.
Микк сглотнул, чувствуя, как тело прошивает приятной истомой и как девушка всё ещё крепко сжимает его в себе, и осторожно выскользнул из неё, со смешком наблюдая, как она тут же протестующе мычит, мотая головой, и сильнее обнимает его хвостом, буквально лишая движения.
Вот же своенравная ведьма, а.
Тики с довольной ухмылкой погладил тяжело дышащую девушку по бёдрам, скользнул пальцами по нежной, вспухшей в возбуждении плоти — и проник внутрь, ловя губами благодарно-облегчённый стон. Девушка, однако, тут же взглянула на него осоловевшим горящим взглядом, и Тики с усмешкой ощутил, как она подалась навстречу.
Она насаживалась на его пальцы, и он снова чувствовал ее тесноту — почти так же остро, как пару секунд назад. Пальцы ныряли и выскальзывали обратно, ныряли и выскальзывали… Алана была влажной и горячей, и это так кружило голову, что было сложно хоть сколько-нибудь себя контролировать.
Девушка под ним стонала и жмурилась, покорная и ласковая, своенравная и дерзкая, и Тики не представлял, как он мог все это время сдерживаться.
Да. Он сдерживался… так долго.
Алана еще раз вскинулась, сжала его пальцы в себе — и вдруг издала какой-то высокий, почти певучий стон, чем-то похожий и на вздох, и на всхлип одновременно. От нее еще сильнее повеяло морем, и она потянулась к Тики, обхватывая его за шею и прижимая к себе.
Мужчина уткнулся ей лицом между грудей, неудобно выгибаясь и все-таки ухитряясь расцарапать об мягкие чешуйки кончик носа, и вытащил из нее пальцы, размазывая влагу по серебристой чешуе хвоста и чувствуя, как в нем все волнующе заходится.
Алана откинулась на подушки, загнанно дыша; серебряные волосы разметались по подушкам, тонкое тело, покрытое чешуйками, едва заметно блестит от выступившего пота… Тики погладил ее по шее и прижался губами ко рту, скользя языком внутрь и заставляя ее шумно и судорожно задышать носом.
— Давай сюда свой браслет, — сорванным голосом прошептала она, и Тики хрипло расхохотался, наощупь шаря ладонями по кровати в поисках шелкового мешочка.
Неужели и правда наденет?..
Плюнет на законы своего народа, как делала это уже и несколько раз раньше, потому что желала спасти, желала помочь, желала порадовать, и даже сейчас — она нарушала этот обряд из-за него, из-за Тики, явно прочитав во всполохах его души что-то тревожное и желая таким образом успокоить.
Тонкий браслет, украшенный редкими камнями, змеёй обвил хрупкое запястье Аланы, и Микк, чувствуя, как заполошно забилось сердце в грудной клетке, глупо заулыбался, гладя девушку по бёдрам и животу, повсюду, куда мог достать, находясь все ещё скованным её мощным, оказывается, хвостом. Словно бы она не хотела отпускать его — и не сказать, что Тики хотел чего-то противоположного.
Алана взглянула на него в ответ, лукаво сверкая глазами в накрывшей покои мягкой темноте, и, обняв мужчину за шею, хитро выдохнула ему в губы, стискивая в хвостовом объятии сильнее:
— Всё, теперь никуда от меня не денешься~
Микк в ответ рассмеялся, несильно кусая довольную и расслабленную девушку за нос, и пожал плечами.
— Будто я куда-то собирался, — шутливо закатил он глаза, лениво целуя русалку в жабры и заставляя затрепетать от этого, и скользнул пальцами по бёдрам, задевая пышные плавники… и дёргая их с каким-то ломко-отклеивающимся звуком вниз.
Алана испустила удивленно-радостный выдох и тесно прижалась к его торсу, тоже хрустя кружевом плавников и порывисто поцеловала его, старательно втягивая его нижнюю губу в свой рот и покусывая острыми зубами.
Это было настолько… настолько… вот дракон.
Тики провел по более не скрытым плавниками бедрам раскрытой ладонью, задевая влажную плоть кончиками пальцев, и хмыкнул:
— Дай угадаю, у вас же и для этих плавничков какой-то обряд есть, да?
Девушка коротко рассмеялась, жмурясь и отпуская его. Вытянулась, выгнулась, устроилась рядом с ним и легкомысленно поведала, лениво растягивая слова:
— Мы их сжигаем в храмах.
Мужчина вскинул брови, приподнимаясь на локте, и рассеянно улыбнулся.
— А зачем?
Шальная ведьма порозовела — то ли от внезапно накатившего на нее смущения, то ли от удовольствия — и, отбросив со лба растрепавшиеся волосы, заложила руки за голову.
— Мы верим, что чешуя с этих плавников, самая чистая и невинная, — сказала она негромко — и залилась румянцем по шею, — со временем становится жемчугом.
И столько ласки было в ее словах, словно это действительно было так. Ее лицо из хитрого вновь стало нежным, тонким и светлым — таким, каким было почти всегда, стоило только ей заговорить о своей культуре и родине.
Микк ласково скользнул кончиками пальцев по ее груди и пощекотал сосок — просто так, почти даже не обращая на это внимания, на секунду погружаясь в задумчивость и вспоминая вдруг все эти легенды о русалках.