Падишах посмотрел на визиря, тот хмыкнул и подал падишаху знак, соглашайтесь, мол. Падишах кивнул головой и принял предложение Хусанбая. Взяв десять баранов, нагрузив арбу десятью мерами зерна, вернулся Хусанбай домой. Каждый день они с Ойпари резали барана и готовили вкусную еду. Проходили дни, приближался срок исполнения наказа шаха.
— Что же вы будете делать? — сказала Ойпари Хусанбаю. — Срок приближается.
— Так ведь есть вы, стало быть, мне и горя мало.
Ойпари взяла в руки бумагу и карандаш и написала несколько слов. Потом сняла с гвоздя уздечку, вышла в сад и помахала в воздухе уздечкой. В один миг перед нею появился конь — сытый, статный. Становится на дыбы, словно хочет взлететь в небо, и ржет. Ойпари сама оседлала коня, затем отдала Хусанбаю в руки свое послание и наказала:
— Поедете по той тропе. От перепутья будет расходиться на четыре дороги. У одной будет написано: «Пойдешь — вернешься», у второй — «Пойдешь — не вернешься», у третьей — «Пойдешь — утонешь», у четвертой — «Пойдешь — не утонешь». Вы поверните направо и поезжайте по дороге «Пойдешь — утонешь». Дальше будут густые заросли. Сквозь них не пробраться не то что человеку, но даже зверю или птице. Но вы не бойтесь, я и ваш скакун, мы оба — ваши постоянные спутники. В зарослях вы встретите человека, отдайте ему послание. Дальше сами увидите.
Крепко запали в голову эти слова Хусанбаю, и отправился он в дорогу.
Копыта лошади то касаются земли, то вовсе не касаются, подымает скакун ветер и то замерзают реки, то оттаивают. Обогнал он птицу, обогнал он ветер и в один миг примчал Хусанбая к четырем дорогам. Смотрит Хусанбай, а у каждой дороги надпись, о которой говорила Ойпари: «Пойдешь — не вернешься», «Пойдешь — вернешься», «Пойдешь — утонешь», «Пойдешь — не утонешь». Хусанбай свернул коня на дорогу «Пойдешь — утонешь», проехал немного и увидел: с одной стороны густые заросли камыша, с другой — топкое озеро, заросшее камышами. Непроходимые заросли и топь такие, что лучше уж мне о них не рассказывать, а вам не слушать, по зарослям не то что человеку пройти, мухе не пролететь, из жидкой гнилистой болотной грязи подымались пузыри каждый величиною с подушку, к тому же она квакала и кипела. Мы уже сказали, что ни человек, ни муха не пробрались бы здесь, даже комар и тот бы оступился. «Вот где она, моя погибель», — решил Хусанбай и стал готовиться к смерти, как откуда-то вдруг вынырнул старик и стал рядом с ним.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Здравствуйте, принес вам вот это послание, — сказал Хусанбай.
Ответив на приветствие, старик взял у Хусанбая из рук послание и стал читать.
— Так ты от Ойпари, очень хорошо. Сейчас позову своих тигров, только ты не бойся, тебя они не тронут. — Затем старик не то завыл, не то заревел и до того странно заревел, что такого рева и воя Хусанбай в жизни не слыхивал, стал сзывать тигров. От его голоса пригнулись камыши, осыпались листья с вербы. Не прошло и минуты, как, рыкая, явилась стая тигров: «Что делаете, отец?» — спросили они. Отвел в помещение старик одну тигрицу — настоящее чудище, дал гостю два бурдюка с молоком и приказал двум огромным тиграм остаться при нем, а всех остальных отпустил. И Хусанбай отправился в обратный путь. Неся бурдюки и гоня впереди себя тигров, Хусанбай вернулся домой. Увидела его Ойпари и страшно обрадовалась.
— А теперь, — сказала Ойпари;— берите бурдюки и вместе с тиграми идите к падишаху.
Был полдень. Хусанбай взял бурдюки и, гоня впереди себя двух страшных тигров, отправился к падишаху. Завидев это, лавочники бросали свои лавки и разбегались. В одну минуту на улицах не осталось ни души. Падишаху сообщили, что какой-то юноша с бурдюками идет по улице и гонит перед собою тигров. Падишах приказал визирю:
— Пусть несет только бурдюки, а тигров пусть отправит обратно.
Визирь влез на дворцовый минарет и закричал:
— Эй, Хусанбай, падишах мира верит, что в бурдюках тигриное молоко, оставь бурдюки здесь, а сам отведи тигров.
Услыхав эти слова, Хусанбай наклонился к уху тигра и что-то шепнул ему. Тигры кивнули головами и удалились. Хусанбай же подхватил бурдюки и пошел к падишаху. Отдал молоко, получил золотые монеты и вернулся домой. А визирь сказал падишаху:
— Мой падишах, женщина, у которой живет этот юноша, должно быть, не женщина, а пери. Когда он придет завтра или послезавтра, прямо скажите ему об этом.
— Что сказать-то?
— А так и скажите: женщина, у которой ты живешь — пери, — научил визирь падишаха, — отдай мне ее в жены или найди мне другую пери. Отдаст или найдет — его счастье, не отдаст — приговорите его к смерти, а женщина достанется вам.