Конан твердо вознамерился отыскать Зиру, хотя Рахмат яростно возражал и всячески торопился в Вейнджан.
Гури подобной настойчивости не проявляла. Как тайно подозревал северянин, девушка наслаждалась обществом юного туранца точно так же, как и он ее. Девушка, по всей видимости, твердо уверила в то, что именно Рахмат сыграл самую важную роль в ее спасении, а вовсе не Конан. И поэтому юная наследница престола целого княжества во всю кокетничала с туранским воришкой, поступая вопреки воспитанию и сословной чванливости.
Сам же киммериец, не будучи ни в чем уверен, думал, что все дело в том, что чары Гури, может быть и не сильные, полудетские, ударили рикошетом, поразив не только туранца ( тот по мнению Конана, совсем мозгов лишился в обществе такой красотки, как Гурии), но и саму княжну.
Голубки ворковали, слон ерепенился и трубил, киммериец дулся и страстно желал набить кому-нибудь морду, а джунгли казались бесконечными. Лига за лигой, путешественники преодолели то самое пространство, по которому им приходилось ползать, зачастую по пояс в тухлой, болотной воде.
Вдалеке завиднелись развалины поселка и показались ровные глади болот, поросших проклятым черным лотосом.
Рахмат, увлекшись, завел занимательный рассказ про то, как Конан, несгибаемый герой Хайбории, попал в гнусную ловушку, а он, Рахмат, спас его, избавив от смертельной опасности.
И вот когда Конан, расслабившись, восседал на спине слона, уже почти не обращая внимания на водопады грязной воды, которые упрямая скотина обрушивала ему на голову, а Гури, склонив черноволосую головку на плечо туранца, пребывала в приятной полудреме, убаюканная очередным рассказом, случилось непредвиденное.
Слон на котором ехал киммериец, пребывавший в твердой уверенности в том, что ему досталась самая тупая и ленивая тварь во всей Вендии, неожиданно точно взбесился.
Хорошо тряхнув северянина, чудом удержавшегося на его спине, слон поднялся на задние ноги и яростно затрубил.
Киммериец, прикусивший язык и от того особо злой, огрел вредное животное тяжелой дубиной, припасенной им как раз для такого вот случая. Но, мерзкая тварь, не обращая внимания на вопли и проклятия, а так же, на чуствительные тумаки, рванулась вперед, ломясь прямо через густые заросли и распугивая всю живность в округе.
Удивительная метаморфоза произошла и со слонихой, на которой медленно и чинно путешествовали юные спутники северянина.
Она, совершенно позабыл о своем меланхоличном характере, неслась за своим повелителем-слоном, громко трубя и задрав хвост. Бледное личико Гури и вытянутая физиономия Рахмата изредка мелькали перед глазами киммерийца, которого болтало и трясло на спине властелина джунглей, точно во время хорошей качки на океанских просторах.
Гури что-то кричала ему, но Конан не слышал. Соревноваться в громкости со слонами юная княжна не могла.
Наконец слониха, поднапрягшись, догнала слона северянина и Конан, хоть и с большим трудом, но разобрал слова Гури, донесшиеся до его ушей.
- Зов! – кричал девушка, которую прижимал к своей груди туранец – Это зов, Конан! Кто-то овладел нашими слонами и теперь ведет их! Опасно! Очень опасно!
Киммериец и сам чуствовал, что неведомая опасность приближается с каждым мгновением.
Волосы на его голове шевелились и по спине прокрался неприятный холодок.
- Сейчас..- бормотал северянин, вертя головой из стороны в сторону – Сейчас вот…. За тем поворотом!
Наконец ощущение опасности стало особенно сильным и Конан, не выдержав напряжения, рискнул, кубарем свалясь с широкой спины неуправляемого животного.
Упругие ветви смягчили жесткий удар и северянин отделался лишь длинной царапиной на спине и кровоточившей ссадиной на лице, где шрамов итак имелось предостаточно.
Как только северянин покинул спину слона, животное тут же остановилось, замерло на месте, тяжело дыша и с недоумением озираясь по сторонам. Оно никак не могло понять, что за неведомая сила заставила его нестись сумашедшим бегом через все джунгли, подвергая опасности жизнь седока, которого, как его учили, он должен всячески оберегать.
Мокрые от пота и ужаса, Рахмат и Гури подбежали к северянину, вскочившему на ноги и осматривающемуся по сторонам с напряжением голодной пантеры.
- Конан! – вопил туранец так, что его, должно быть слышали даже в Аргосе – ты жив, Конан?