Впрочем, пыл Рахмата данная метаморфоза ничуть не охладила. Он по-прежнему ни на шаг не отходил от Гури, страдая от ее дурного натроения, изображал преданного рыцаря, верного прекрасной даме и всячески тем смешил северянина.
.. Вдали показались расчищенные под пашню поля. Джунгли нехотя отступали, прерывались, сменяясь растениями культурными и знакомыми. Издалека запахло печеным хлебом и жильем.
После утомительных переходов по влажным и жарким джунглям, северянин был рад и такому, пусть бедному поселению вендийцев. Заполненные кровожадными файнагами храмы, темные подземелья и сумасшедшие жрицы успели несколько поднадоесть и могучему воину и его спутникам. Конан рассчитывал слегка передохнуть в селении Зиры, затем, приведя в порядок себя и княжну с туранцем, двинуться в столицу Вейнджана, где, как он был уверен, Вайомидис с нетерпение ожидает их возвращения.
Но, о подобном приеме не помышлял никто, а уж княжна, так та, меньше всех.
Зоркие глаза северянина заметили странное сооружение на самом краю селения.
Лицо Конана напряглось и отяжелело. Огромные вязанки хвороста, беспорядочно нагроможденные в большую кучу и толпа возбужденных людей – от всего этого бывалому наемнику стало не по себе. Люди что-то громко орали, выкрикивали слова, потрясая кулаками. Громко плакали дети и визжали женщины.
Путников, которые появились из джунглей, не заметил никто, хотя белая слониха и девушка на ее спине, были видны издалека.
…. – Ракшаска! Ракшаска! – вопила толпа, агрессивная и возбужденная – Сжечь ее, сжечь ведьму! Смерть ей, смерть!
Киммериец незаметно протиснулся в первые ряды беснующихся людей. Вендийцы только косились на огромного воина, одетого в лохмотья и странно пахнущего, но покорно раздвигали плотные ряды, уступая место неведомому великану.
Северянин вытянул шею, пытаясь прояснить, чтоже там происходит и у кого можно узнать о Зире, а когда уяснил, то пришел в ярость и еле сдерживался, чтобы не начать крушить мечом направо и налево.
Толстый, обряженный в желтые одежды, чистые и легкие, по всей видимости из дорогой ткани, жрец, служитель Асуры, величаво вышагивал впереди странной процессии. Его важную особу сопровождали два воина в кожаных доспехах, деревенские стражники, как быстро догадался киммериец. Третий, здоровенный детина, тянул за собой упирающегося и визжащего от страха ребенка. Девочку. Босые ноги несчастной взбивали клубы пыли, но упрямый стражник, повинуясь приказу жреца, упорно тащил девчонку за собой, медленно, но неуклонно приближаясь к месту, где была навалена большая куча хвороста.
Следом за жрецом, униженно кланяясь, шла пара людей, мужчина и женщина. И, если мужчина показался Конану не на шутку опечаленным, то женщина, не смотря на покорно согнутую спину, радостно поблескивала темными глазами, всякий раз, когда смотрела на худенькую спину перепуганного ребенка.
- Родители, Нергала им в печенку! – выругался северянин – Не зря, значит, я так торопился!
Между тем жрец, приблизившись к будущему костру, властно взмахнул рукой и стражники, выставив копья, прошлись по кругу, оттесняя толпу, словно опасаясь, что кто-нибудь из селян рискнет освободить несчастного ребенка. Третий стоял, больно стиснув огромными пальцами узкие плечи девочки и зыркал по сторонам глазами. По его звероподобному лицу блуждала глумливая улыбка. Здоровенному детине, ничуть не было жаль маленькой девочки. К тому же, жрец говорил, что убийство ракшаски угодно Асуре.
- Ракшаска! Ракшаска! – как видно, опасения жреца Асуры были лишены оснований. Девочку, обвиненную в колдовстве, спасать никто не торопился. Наоборот, люди, живущие в селении, пришли поглазеть на казнь. На то, как сожгут маленькую ведьму, которой всего-то и было лет шесть-семь от роду.
Жрец поднял пухлую ладонь и, расправив наряд, прокричал:
- Именем Асуры Всеблагого и госпожи нашей, раджассы Марджены, да хранят ее Высокие боги, мы, ныне предаем суду правому колдунью Зиру, обвиненную в связи с демонами, порче и колдовстве. По ее вине на наше селение обрушились многие беды и напасти….
- Ах ты, жирная старая моль! – не выдержал северянин и, расталкивая локтями толпу, начал приближаться к жрецу – Брехливая пасть твоя полна ядовитых гадюк, мерзавец! Да я тебя в порошок сотру, жаба крысомордая!
Узрев перед собой, невесть откуда взявшегося чужеземца, яростного и синеглазого, жрец, разом сникнув, жалобно пискнув, попятился, норовя спрятаться за спины стражников, но, те, в свою очередь, ошалев от страха, ведь вид гневающегося северянина мог привести в панику и более храбрых людей, медленно отступали, выставив перед собой копья, словно надеясь отогнать ими нежданного противника.