— Хочешь повторить?
— Попозже…обязательно. Давай завтракать?
Ганс улыбнулся, натянул плавки и направился на кухню. Георгий проводил его взглядом и пошёл в ванную.
Когда он вышел, из кухни уже аппетитно пахло жаренными яйцами и беконом. Он тихонько подкрался к двери и посмотрел, как Ганс с сосредоточенным лицом раскладывает еду по тарелкам. Это показалось ему ужасно милым. Он прошёл и сел на табурет поджав ногу. Ганс улыбнулся ему:
— Одну минуту. Где у тебя паприка?
— У меня её нет. Есть черный перец в шкафчике над плитой.
— Идёт. — Ганс пошуршал в шкафчике, достал пакетик с перцем, щедро посыпал свою порцию и вопросительно взглянул на Георгия.
— Нет, спасибо, не люблю острое.
— Вуаля. — Ганс осторожно поставил тарелки с аппетитно дымящейся яичницей и полосками бекона на стол.
— Спасибо, — нежно произнёс Георгий и дотронулся до руки Ганса.
— Ешь. Рецепт прабабушки. — Ганс слегка пожал его ладонь и высвободив её взялся за вилку.
Какое-то время они жевали, улыбаясь друг другу и переглядываясь.
— Вкусно, — через какое-то время сказал Георгий. Ганс только улыбнулся.
— И что ты думаешь? — сделав глоток растворимого кофе спросил он.
— О чём? — удивлённо спросил Георгий.
— Вообще, о своей жизни. Вот ты живёшь тут, где не любят таких как ты. Как мы. И ты и дальше будешь это скрывать, очевидно.
Георгий отодвинул тарелку и наклонился к Гансу, чтобы поцеловать его но тот отодвинулся, продолжая ожидать ответа.
— Ну хорошо, зануда, — шутливо сказал Георгий, — всё будет хорошо.
— А всё-таки. Я серьёзно.
— Хорошо, герр Нёбе, — уже серьёзней, но с теми же шутливыми нотками ответил Георгий, — Всё будет хорошо. Постепенно всё меняется, мы становимся всё более открытыми и открытыми. Наш президент, то есть, он премьер-министр сейчас, вытащил нас из того кошмара, в котором мы были в девяностые. Вот тогда, таких как мы могли и убить. Тогда и за меньшее убивали. Сейчас уже не так. Скоро будет олимпиада и мы всё больше открываемся миру….
— У вас же есть закон, против…
— Да, — Ганс был прерван на полуслове, — но это просто мера в законодательстве. У нас есть такой же закон для запрета пропаганды гетеросексуального секса среди детей, а вот для гомосексуального — нет. Так что всё нормально — никто не запрещает нам жить как мы живём. Это просто проявления нетерпимости. Уверен у вас — в деревнях, дела обстоят не сильно лучше. В США постоянно кого-то убивают из-за ориентации, а несколько лет назад, может быть ты слышал, в Будапеште гей-парад закидали коктейлями Молотова!
— А как насчёт гей-парадов в Москве, или тут? — с саркастичной усмешкой спросил Ганс.
— Это ради нашей же безопасности, во-первых, правительство не может обеспечить безопасность из-за разных радикалов. Во-вторых, любые митинги — тоже угрожают безопасности обычных горожан, мешают проезду скорой помощи или пожарной охраны. Кто будет виноват если такое произойдёт? Но думаю через пару лет всё уже будет не хуже чем у вас в Германии.
— Примерно после вашей олимпиады? Когда она будет?
— В 2014 м, зимой, и как она пройдёт, скорее всего будет сильная либерализация да и люди станут гораздо терпимее.
— Готов поспорить? — мягко улыбнулся Ганс.
— Что угодно поставлю, — тихо ответил Георгий, — не всё сразу.
— То есть, ты не готов уехать отсюда даже с человеком, с которым у тебя будет что-то серьёзное?
— Не знаю. Смотря куда. Тут у меня работа — а где-то там, что я буду делать?
— Ты неплохой инженер, знаешь английский, смог бы выучить немецкий, — Ганс смутился, — ну, если бы уехал в Германию.
Георгий улыбнулся и отодвинув тарелку взял Ганса за руки.
— Не думал о таком.
Ганс порывисто наклонился и чмокнул его в кончик носа, потом в губы, а потом прижался к ним своими губами. Целуясь они встали и обняли друг друга. Оторвавшись от поцелуя, прерывисто дыша, Ганс спросил:
— Не хочешь повторить…?
— Спасибо, я наелся. — серьёзно ответил Георгий но через мгновение прыснул и горячим шёпотом ответил, глядя Гансу прямо в глаза — конечно хочу.
Через полчаса Ганс встал с кровати где лежал расслабленный Георгий и озабоченно посмотрел на часы.