Признаться, Микула покривил душой. Если жена и расспрашивала его о поездке, то только о прибыли, а в лицо заглядывала проверить — трезвым до неё муженёк добрался или похмельным. К чести Марфы сказать, для подозрений у неё имелись все основания.
— И Лизавета! — отбросив мысль о строптивой супружнице, Микула ухватился за другую, приятную. — Лизавета — это ж мой солнечный лучик! Светлая, чудесная девочка… девушка! Ей, почитай, семнадцать годков стукнуло, замуж давно пора! Вот, партию ей достойную подыскиваем, чтоб побогаче был, как принцессу её содержал, в шелка одевал, в шали укутывал…
— А отдай её мне.
Микула застыл с открытым ртом, не договорив.
— Не в жёны, конечно, — водяной махнул рукой, будто отгоняя глупую мысль. — В услужение. На три года, вместо себя.
Тишина воцарилась гробовая. Водяной ждал, Микула смотрел. Время на минуту застыло, а потом медленно, с усильем пошло. Водяной подтянулся, перегнулся через борт опасно накренившейся лодки:
— А чего? Ты же говорил — что угодно отдашь? Сам ты уйти не можешь, тебе семью кормить надо. А она семью не кормит, пользы в дом не приносит. Так хоть тебе да матери поможет, доброе дело сделает. Всем хорошо.
Микула закрыл глаза, лицо его исказила гримаса. Знал же, дурак, что нельзя обещать что угодно! Знал, и всё равно угодил в эту ловушку.
— Другого не попросишь? — спросил обречённо.
— Нет. Либо ты, либо она.
Водяной вернулся в воду, замолчал. Не торопил, лишь изредка с интересом и хитрецой поглядывал на Микулу: чегой там в купеческой голове творится.
— Но что я жене скажу?
Водяной усмехнулся.
— Что партию нашёл хорошую. Жениха богатого, достойного, но с причудой: родственников невесты видеть не желает. А чтобы недолго думала, вот это ей покажи, — он опустил руку в воду, а когда поднял, на пальцах повисла длинная нить отборного, чистого жемчуга.
Микула уставился на неё как на чудо света. Идеально круглые, совершенно одинаковые камешки мягко поблескивали на утреннем солнце, морочили голову. Им вторил мелодичный, покачивающий на волнах голос:
— Через три года приедешь, заберёшь Лизавету. Людям скажешь, вдовая она стала, а саму девчушку снова замуж отдашь. Ну, подождёшь чуток, чтоб поверили, будто она скорбела — и отдашь. А я, глядишь, если дочка твоя работать хорошо будет, подарок вам сделаю. Будет наследство от почившего супруга. Богато жить будете, Микула!
Услышав своё имя, тот словно очнулся. Поднял взгляд от жемчужин, посмотрел на водяного. Он спокойно поглядел в ответ и безмятежно улыбнулся, точно знал решение, которое Микула ещё не принял.
— Обещай, что с ней всё будет в порядке.
— Она вернётся к тебе в целости и сохранности: пока Лизавета на этом озере, ей ничего не грозит. Я даже готов скрепить это обещание рукопожатием. Для нас оно священней, чем для вас.
Микула посмотрел на протянутую руку, будто та в любой момент могла обернуться клинком. Когда он сжал её, это ощущалось, как порез — только не на ладони, на сердце. Микула знал, что предаёт свою дочь, когда произнёс:
— По рукам.
Рукопожатие вышло неожиданно обычным: пальцы водяного не были ни холодными, ни склизкими — разве что мокрыми. Угроза была лишь в словах:
— Жду девицу через седмицу — хватит же, чтобы туда и обратно доехать? А если опоздаешь хоть на час, я вас обоих заберу. С потрохами.
Водяной осклабился и отпустил руку Микулы. Тот отшатнулся — от резкого движения лодка закачалась, едва не повалилась вверх тормашками. Микула упал вцепился в дерево, выравнивая равновесие. И только потом заметил, что водяного и след простыл. Лишь нитка жемчуга висела, перекинутая через борт.
01
По лестнице прокатился ворох из юбок и голосов, и в холл с неподобающим хохотом вывалились три растрёпанные девицы. Две ещё продолжали смеяться, когда третья резко затормозила и ткнула острыми локотками сестёр под дых. Те, закашлявшись, было набросились на неё, но вдруг замерли сами.
С противоположной стороны залы за ними, поджав губы и скрестив руки на груди, наблюдала невысокая женщина. Удостоверившись, что на неё обратили внимание, она медленно покачала головой:
— Так совершенно не пойдёт. Где это видано… — тут женщина медленно двинулась вперёд, обходя девиц по широкому кругу, — где это видано, чтобы девушки на выданье из уважаемой семьи вели себя, как базарные девки? Извольте-ка объясниться перед матерью.
— Но маменька!.. — начала одна, подбоченившись и приготовившись спорить.