— Привет, Кэт, — сказал он с вежливой холодностью.
Черты его лица стали более резкими, он был все так же привлекателен. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги. Он излучал мужскую силу и властность. Ник Хардинг всегда был первым, где бы ни появлялся, и всегда выделялся из толпы. Ее сердце бешено билось, и ей трудно было дышать.
Он смотрел на нее золотисто-карими глазами.
Кэт попыталась справиться с паникой. Сколько раз за эти два года она мечтала о встрече с Ником! Сколько раз обдумывала все детали их разговора.
А теперь, когда эта встреча состоялась, она не могла ничего сказать. Она могла только беспомощно смотреть на него. Ничего не изменилось.
— Привет, Ник, — выдавила она, чувствуя на себе взгляд его секретарши, недоуменно скользнувший от превратившегося в маску лица Ника к ее испуганному лицу.
— Пойдем, — сказал он и сделал шаг назад, позволяя ей пройти первой. — Пусть нас не беспокоят, Фил.
Нервы Кэт были напряжены до предела. Она оглянулась по сторонам. Все здесь свидетельствовало об успехе. Массивный стол, компьютер последней модели, высокие книжные шкафы, черные кожаные кресла. Окна от пола до потолка, из которых открывался вид на гавань Окленда.
— Прелестный вид, — сказала Кэт.
— Рад, что тебе нравится, — отозвался он с вежливым сарказмом.
Разозлившись на себя и на него за то, как они себя ведут, Кэт стала изучать картину, висевшую на стене кабинета. Это не было обычной абстрактной картиной, призванной оживить мрачный офис. Это была настоящая картина, написанная маслом. На ней была изображена обнаженная женщина, сидящая спиной к художнику и зрителю. Лица не видно. Картина явно написана рукой гения, способного превратить банальную композицию в вечную тайну.
Это, конечно, чистой воды совпадение, но волосы женщины, лежащие на плечах, были того же цвета, что и волосы Кэт, — красно-каштановый оттенок орехового дерева. Когда-то ее волосы тоже были длинными. Теперь у нее короткая стрижка.
Брови Ника слегка приподнялись, в голосе послышалась ирония:
— Мило. Как всегда. Тебе очень идет голубой шелк. Твои глаза приобретают неповторимый оттенок.
Несмотря на скудное содержимое ее гардероба, ей потребовался целый час на то, чтобы выбрать этот костюм. Пытаясь справиться со своими эмоциями, она произнесла:
— Ты тоже элегантен. Как всегда. Как у тебя дела?
— Теперь, после того как тебя увидел, очень хорошо.
Эта ложь вывела ее из себя.
— Не поверю в это ни на минуту.
Ей доставил удовольствие вид смутившегося на мгновение Ника. Но он быстро перешел в атаку:
— А ты как? Наслаждаешься традиционной терапией вдов? Хотя большинству вдов два года, проведенные вдали от света, наверно, показались бы испытанием.
— Вдали от света? — повторила она удивленно. Он оглядел ее фигуру:
— Ты ведь купила этот костюмчик не в Окленде?
— Нет, Глен купил его в Париже.
Слова застряли у нее в горле, но прежде, чем она попыталась что-то объяснить, Ник продолжил:
— Когда ты вернулась в Новую Зеландию?
— В феврале.
Его глаза сузились.
— Что ты делала там так долго?
— Заканчивала образование.
— Правда? — удивился он. — Я могу поздравить дипломированного бухгалтера?
— Нет, пока я не сдам экзамены.
— О, но ты сдашь, — просто сказал он. — Твой интеллект никогда не вызывал у меня сомнений. — В его словах Кэт услышала скрытую издевку. — Садись, Кэт.
Когда она села в предложенное кресло, он обошел стол и устроился напротив нее. Кэт напряглась, но он только сказал:
— Бухгалтер — это несколько старомодная профессия для такой женщины, как ты. — Он сделал паузу и добавил: — А может, и нет.
— Мне нравится считать, — сказала она просто. — Цифры всегда остаются цифрами.
— Итак, чему я обязан честью видеть тебя? — спросил он саркастически.
Она решила быть откровенной:
— Мне нужны деньги.
Его золотистые глаза потемнели.
— Конечно, нужны, — ответил он, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки в замок.
Как все менеджеры, отказавшие ей, подумала Кэт, теряя терпение.
— Как опекун имущества Глена, — сказал Ник, прищурив глаза, — я лично проследил за тем, чтобы сумма, положенная тебе, была переведена на твой счет четыре месяца назад. Больше тебе ничего не причитается. До истечения восьми месяцев…
— Мне нужны деньги.
— Сколько и зачем? — спросил он настойчиво.