- Ты думала я буду нежным, после того что ты со мной сделала? Думала, женился, значит простил? Не дождёшься. Теперь я превращу твою жизнь в ад.
Несколько быстрых движений и член его уперся в её промежность.
- Блять, действительно целка, - дернул на себя, - хорошо, что сберегла её для меня. Я это оценил.
Тина вскрикнула, схватилась за простынь, потянула и всхлипнула.
- Замужество детка, это тебе не поцелуи при луне.
Быстрыми короткими рывками он протиснулся до отказа и начал трахать её безучастно, как трахают шлюху, просто чтобы снять напряжение.
Редкие всхлипы даже нравятся. Пусть она сразу, с первого дня поймет, что романтики не будет. Он не знает что такое романтика. Только пустой, ничего не означающий трах. Чётко, быстро, без лишних соплей.
- Сука! – выкрикнул он в пустоту и кончил.
Оттолкнул бедра Тины, она упала на кровать и скрючилась перед ним. Краем платья оттер член и запихнул обратно. Застегнул брюки и пошел к двери.
Что-то вспомнил, вернулся.
- Когда я буду входить в эту комнату, ты должна ложиться и раздвигать ноги как можно шире, поняла. Либо становится на колени, чтобы сразу облизывать мой член. Ещё можешь становиться на карачки и подставлять свою жопу. Что-то такое детка, - склонился над ней, взял за волосы, приподнял голову и заглянул в глаза.
Лицо мокрое от слёз. Тело её вздрагивает и затихает. Тина скосила на него не моргающий, полный ненависти взгляд. Такой же темный, как и взгляд её матери много лет назад.
Давид оскалился. Потянул на себя голову Тины и впился в её губы жадным, глубоким поцелуем. Заставляя её выгнуться и с силой упереться ладонями ему в грудь. Она отталкивает, а он тянет, мощным захватом удерживая её затылок. А когда этот голодный поцелуй был окончен, Давид оттолкнул Тину и она снова свалилась на кровать.
Пошел к двери. Не оборачиваясь, проговорил:
- Мы с тобой теперь вместе, детка. Повязаны. Тут - наш ад. Запомни.
Дверь захлопнулась.
- Обойдёшься, - проговорила она, когда шаги его затихли.
15
Когда-то я была в него влюблена. Мне было пятнадцать лет.
Тогда я часто сидела на пожарной лестнице с телефоном или книгой и видела как Барон приезжает в наш двор на своей огромной черной машине. Сквозь решётку пожарной лестницы я смотрела на него и мечтала о нём.
Черный, опасный злой. Вот такие мне нравятся мужчины, как Барон. С замиранием сердца смотрела, как он выходит из машины, идет к двери подъезда.
Он приезжал к соседке Ленке, что жила напротив. Она, конечно, была очень красивая. И шмотки покупала дорогие. Она была лет на десять меня старше, но я часто заходила к ней посмотреть, как красиво она живёт.
Он приезжал к ней. И ничего что в открытое окно было слышно как она стонала словно раненая гиена. И ничего что потом смеялась и радовалась, рассказывая как он её любит. А я завидовала страшно. Разодевалась поярче, чтобы он заметил меня. Единственное чего я тогда хотела, чтобы он хоть когда-нибудь обратил на меня внимание. И полюбил так же сильно как люблю его я. Но он не замечал. Он никогда даже не поднимал головы, чтобы рассмотреть меня. И это злило, страшно злило.
А потом, однажды Ленка подвыпила, а я как раз зашла к ней. Никогда не видела её такой несчастной. Она сказала, что он бросил её, ради какой-то другой шлюхи. Тогда она много материлась и рассказывала, а я слушала, потому что она рассказывала про него.
Но в какой-то момент она сказала:
- А ты знаешь, сколько людей он убил? А, не знаешь. Ты хоть знаешь, что это он Поточу убил и Лизка была с ним. Ты хоть знаешь?
Она говорила просто так спьяну, но я слушала уже по-другому.
Для меня тогда открылось слово - месть.
Странный коктейль из любви, ненависти и желания отомстить. Тогда я жила у опекунов. Они хорошие люди. Но тогда же я решила, что теперь буду жить лишь для того, чтобы отмстить. Желание это острым ножом разрезало мою любовь к Барону. Она не закончилась, наверное, а спряталась куда-то вглубь сердца и только изредка, во снах напоминала о себе.
***
Раздавленная и униженная я лежу на кровати и чувствую как перекрыло горло от того что рвётся наружу. Но я не стану рыдать не стану биться и падать. Слёзы это - пыль. Ничего не значат. Стёр и забыл. Гораздо важнее другое, то что моя затаившаяся ненависть, которую я держала в себе столько времени, была неясной и иллюзорной, а теперь приобрела четкие очертания.
Теперь я точно знаю, кого ненавижу и почему. И даже не смотря на то, что в эти минуты примешивалось к моим чувствам что-то ещё, неподвластное уму, а понятное только телу это, не важно.
Важно другое, цель моя не достигнута, а значит она остаётся.