Послышался характерный хруст гравия, экипаж подъехал и остановился у входной двери.
Майнард не мог более оставаться рядом со служанкой без того, чтобы его не заметили, и, сунув полсоверена[68] в руку Сабби, он молча спустился по ступенькам и так же молча занял место в экипаже.
Слуга, несший чемодан, так и не сумел удовлетворить свое любопытство относительно причины неожиданного отъезда гостя. Дверь экипажа закрылась.
— Во всяком случае, это неплохой джентльмен, — думал слуга, возвращаясь в освещенный зал, чтобы посмотреть на полсоверена, зажатый в ладони.
В то время как он любовался своими деньгами, упомянутый джентльмен был занят более интересным исследованием. Прежде чем экипаж покинул Вернон Парк — он все еще огибал его по окружной дороге — пассажир сунул руку в карман сюртука и достал записку, которая была ему тайно и с такими предосторожностями передана.
Это был маленький листок бумаги — половинка листа, вырванного из записной книжки. Письмо было написано карандашом, всего лишь несколько слов, нацарапанных второпях, дрожащей рукой.
При свете восковых свечей, горящих внутри серебряных ламп, он без труда прочитал записку, и сердце его наполнилось радостью.
«Папа очень сердит, и я знаю, что он никогда не согласится на то, чтобы я снова увидела Вас. Мне грустно оттого, что мы, возможно, никогда больше не встретимся, и Вы забудете меня. Но я никогда Вас не забуду, никогда!»
— И я вас, Бланш Вернон, — проговорил Майнард, сворачивая листок бумаги и опуская его назад, в карман сюртука.
Он снова вынул записку и снова перечитал ее, подъезжая к железнодорожной станции; и еще раз перечитал при свете висящей лампы, когда сидел один в вагоне вечернего почтового поезда, везущего его в столицу.
Затем, тщательно свернув записку, он поместил ее в футляр, который положил в карман, расположенный ближе к сердцу; это был если не первый, то самый сладкий залог любви, который он когда-либо получал в своей жизни!
Исчезновение гостя, участвовавшего в танцах вместе с другими, — событие, на которое вряд ли могут обратить внимание. И даже если бы это было замечено, никаких объяснений не требовалось — известна традиция «уходить по-английски».
В английском аристократическом обществе уход возможен даже с тихого званого обеда — и даже из загородного дома, где приезд и отъезд гостей — явление более редкое, чем в крупном городе.
Настоящий этикет давно уже отказался от невыносимой процедуры прощания, с ее обязательными поклонами и еще более обязательными рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином — и особенно с хозяйкой — и отвесить поклон любой из оливковых ветвей, которые вам встретятся на пути из гостиной.
Это правило считалось вполне приемлемым в доме сэра Джорджа Вернона, и внезапный отъезд капитана Майнарда не удостоился бы никаких комментариев, если бы не пара специфических обстоятельств.
Он был незнакомцем в компании гостей сэра Джорджа, с романтическим, если не мистическим, прошлым, а литературный успех привлек к нему внимание даже в этих высоких кругах.
Но что особенно удивило, — так это способ, которым Майнард уехал. Его заметили танцующим с дочерью сэра Джорджа, а позже — выходившим с ней из дома погулять — через оранжерею в парк. Обратно он не вернулся.
Некоторые из танцующих, оказавшиеся вблизи входной лестницы, сразу после этого видели его собранный чемодан, а скрип колес отъезжающего экипажа сказал им о том, что Майнард уехал, покинув гостей.
Не было ничего особенного в этом. Он, вероятно, попрощался с хозяином на улице, как положено по этикету.
Однако никто не заметил, чтобы он сделал это; и, поскольку он еще некоторое время оставался в доме, отъезд казался бесцеремонным. По крайней мере, это выглядело странным.
Было и другое обстоятельство: после того как Майнард уехал, дочь баронета не появилась больше на танцах. Она больше не появилась после того вальса, во время которого ее и ее партнера так пристально рассматривали!
Она была всего лишь юной девочкой. Возможно, длительные вращения в танце привели к головокружению, и она удалилась, чтобы немного отдохнуть. Так рассуждали случайные свидетели. Но таких было немного. Чаровницы в широких юбках больше думали о себе; вдовы нашли себе занятие, тихо играя в вист в гостиной, и отсутствие Бланш Вернон никак не сказалось на их настроении.