— Мой дорогой капитан! Почему вы спрашиваете? Вы же знаете, что я счастлив находиться в компании с вами!
— Еще вопрос. Найдется ли в вашем доме такая вещь, как хлыст?
— У моего адъютанта Ихаша, я думаю. Он страстный охотник.
— Еще один вопрос. Найдется ли в платяном шкафу вашей супруги пол-ярда черного крепа? Даже четверти ярда будет достаточно.
— Ах! — вздохнул изгнанник, — платяной шкаф моей бедной жены содержит вещи только этого цвета. Я уверен, что она может дать вам большое количество крепа, сколько вам надо. Но скажите, дорогой капитан, что вы хотите с этим всем делать?
— Не просите, ваше превосходительство, чтобы я рассказал вам все, во всяком случае, не сейчас. Будьте столь любезны, передайте мне эти две вещи. Завтра я верну их вам, а пока положитесь на меня, я их использую по назначению. Если фортуна будет мне благоволить, они мне очень пригодятся.
Кошут, видя, что его друг не склонен распространяться о подробностях, больше не требовал объяснений.
Он закурил длинный чубук, которых у него было с полдюжины — подарок, полученный во время пребывания в плену в Турции. Кошут пригласил Майнарда закурить один из них, и, наслаждаясь курением, друзья повели беседу, пока свет уличного фонаря, пробившийся сквозь окно, не дал им знать, что наступил вечер.
— А теперь, мой губернатор, — сказал Майнард, вставая, — у меня есть к вам еще одна просьба — пошлите своего слугу, чтобы он взял для меня кэб.
— Конечно, — ответил Кошут, позвонив в колокольчик, который стоял на его столе в кабинете.
Появилась прислуга — девочка, чье бесстрастное немецкое лицо не внушало Майнарду доверия. Не потому, что ему не понравилась ее внешность, просто она не совсем подходила для осуществления его планов.
— У вашего превосходительства есть слуга-мужчина? — спросил он. — Извините меня за то, что я задаю такой вопрос!
— По правде говоря, нет, мой дорогой капитан! В моем бедном состоянии изгнанника я не могу этого себе позволить. Если вам нужно только достать кэб, Гертруда сможет сделать это. Она говорит по-английски достаточно хорошо.
Майнард снова поглядел на девочку — все еще с недоверием.
— Постойте! — сказал Кошут. — Есть человек, который приходит к нам по вечерам. Возможно, он сейчас здесь. Гертруда, Карл Стайнер на кухне?
— Да, — последовал лаконичный ответ.
— Скажите ему, чтобы он зашел ко мне.
Гертруда ушла, возможно, задаваясь вопросом, почему это она недостаточно хороша для того, чтобы ее саму послали за кэбом.
— Он умный человек, этот Карл, — сказал Кошут после того, как девочка вышла из комнаты. — Он бегло говорит по-английски, вы также можете говорить с ним по-французски; вы вполне можете доверять ему, потому что он разделяет наши убеждения.
Вошел Карл.
Его внешность не противоречила тому, как экс-правитель охарактеризовал его.
— Вы разбираетесь в лошадях? — был первый вопрос, заданный ему по-французски.
— Я служил десять лет на конюшне графа Телеки. Его превосходительство знает это.
— Да, капитан. Этот молодой человек был конюхом у нашего друга Телеки, а вы знаете любовь графа к лошадям.
Кошут говорил о выдающемся венгерском дворянине, который в то же время, что и он, жил изгнанником в Лондоне.
— Достаточно! — сказал Майнард, очевидно, удовлетворенный тем, что Стайнер был человеком их круга. — А сейчас, мсье Карл, я просто хочу, чтобы вы вызвали мне кэб.
— Какого типа, ваша светлость? — спросил бывший конюх, по традиции отдав честь. — Двуколка или экипаж со всеми четырьмя колесами?
— Двуколка, — ответил Майнард, довольный точностью и осведомленностью этого человека.
— Очень хорошо.
— Послушайте меня, месье Карл. Я хочу, чтобы вы выбрали такой кэб с лошадью, которая может его везти. Вы понимаете меня?
— Вполне.
— Когда вы приведете его к воротам, зайдите сюда, в дом, и не ждите, пока я сяду в кэб.
Снова прикоснувшись к своей кепке, Карл ушел выполнять поручение.
— Теперь, мой губернатор, — сказал Майнард, — я хотел бы попросить, чтобы вы отыскали хлыст и четверть ярда крепа, о которых я говорил.
Кошут проявил беспокойство.
— Я надеюсь, капитан, вы не собираетесь никого…
— Извините меня, ваше превосходительство, — сказал Майнард, прерывая собеседника. — Я не собираюсь делать ничего такого, что может скомпрометировать вас. У меня есть свои собственные чувства, которые требуют удовлетворения, — мой долг чести, я бы сказал, более того, это долг чести моей страны.
Патриотическая речь друга тронула сердце венгерского патриота. Он больше не делал попыток остудить пыл рассерженного друга; и, торопливо выйдя из комнаты, вскоре вернулся с крепом и хлыстом — последний был настоящим охотничьим хлыстом для собак, с ручкой в виде оленьего рога.