— О боже! Мистер Свинтон, это письмо, вполне вероятно, доставит нам обоим серьезные неприятности.
— Но почему, мой дорогой друг?
— Почему? Потому что все хотят знать, что в нем было написано. Так ты говоришь, что уничтожил его?
— Порвал на сигары, говорю же.
— Очень жаль. Всем уже известно, что письмо было тебе послано и передано твоему слуге. Конечно, все полагают, что оно дошло до тебя. Мы обязаны дать некоторое разъяснение на этот счет.
— Верно-верно. Что же ты предлагаешь, Лукас?
— Лучше всего было бы сказать правду. Ты получил письмо слишком поздно и отвечать не было смысла. Все уже знают почему. Хуже тебе от этого не будет. Правда, все это оправдывает Майнарда.
— Ты думаешь, что лучше признаться?
— Я уверен в этом. Другого выхода у нас нет.
— Хорошо, Лукас, я согласен сделать все, что ты считаешь необходимым. Я тебе так обязан…
— Мой уважаемый сэр, — ответил Лукас, — это больше чем необходимость. Нам следует объяснить, что было на самом деле между тобой и Майнардом в тот день. Я полагаю, что я свободен дать такое объяснение?
— О безусловно, свободен. Разумеется, разумеется.
Лукас вышел из комнаты, твердо решив снять с себя все обвинения.
Окружающие, вскоре после того как ознакомились в общих чертах, если не буквально, с содержанием этого таинственного послания, вернули добрую славу тому, кто написал его, а мнимый герой был разоблачен.
Да, с этого часа Свинтон перестал быть в глазах обитателей Ньюпорта гордым орлом. Он даже не был больше ястребом, и голуби перестали его бояться. Но он по-прежнему заглядывался на самую роскошную птицу — из-за такой стоило рискнуть!
Революционная буря, потрясавшая троны Европы в 1848 году, была одним из тех возмущений, которые происходят каждые полвека, как только притеснение становится нестерпимым.
Предшествовавшая ей революция 1790 года после ряда удач, чередовавшихся с мрачными провалами, была окончательно подавлена в сражении у Ватерлоо и захоронена ее могильщиком Веллингтоном.
Но мертвец вышел из могилы; и, прежде чем этот хладнокровный янычар деспотизма оказался в могиле сам, он успел увидеть, как призрак уничтоженной им свободы обрел жизнь и снова стал угрожать коронованным тиранам, которым Веллингтон так верно служил.
Дело не ограничилось угрозами — многие из монархов были свергнуты. Слабоумный император австрийский вынужден был бросить свои капиталы и бежать, так же, как и бюрократ — король Франции. Слабый Вильгельм Прусский был взят за горло своими многострадальными подданными и вынужден был, стоя на коленях, даровать им Конституцию.
Сложившаяся ситуация заставила и мелких корольков последовать этим примерам; а Папа, тайный их сторонник, был вынужден оставить Ватикан, это средоточие политического и религиозного позора, в пользу красноречия Мадзини[38] и горячего лезвия Гарибальди. Даже Англия, глубоко безразличная к свободам и реформам, дрожала от возгласов чартистов[39]. Каждый из коронованных монархов Европы испытывал непреходящий страх, и некоторое время казалось, что свобода уже не за горами. Увы! Это был не более чем сон, недолговечный и мимолетный, сменившийся новым сном под еще более тяжелым и ужасным гнетом.
Пока борцы за свободу поздравляли друг друга с кратковременным успехом, разбитые ими цепи были восстановлены, более того, были изготовлены новые, чтобы сковать их как можно быстрее. Королевские кузнецы работали не покладая рук, в глубокой тайне, как Вулкан[40] в своей подземной кузне.
Они трудились с энтузиазмом, ведь их цели и интересы совпадали. Чувство общей опасности объединило их и заставило забыть былые ссоры — только на время, пока каждый из них нуждался в помощи других.
Итак, новая программа действий была согласована. Но прежде чем приступить к ее исполнению, необходимо было в некоторой степени восстановить власть над подданными, утерянную в результате революции.
Она пронеслась по Европе, как ураган, застав всех врасплох. Купавшиеся в роскоши, упражнявшиеся в мелких пакостях и сарданапальских излишествах, уверенные в бдительности своего стражника Веллингтона, баловни судьбы — монархи не чувствовали приближения шторма, пока тот не разразился над головой. Главный тюремщик свободы в Европе тоже спал. Пожилой возраст и притупившийся интеллект ослабили бдительность человека, который все еще слепо верил в «коричневую Бесс»[41], в то время как в ушах его звучали выстрелы кольта и игольного ружья.
38
Джузеппе Мадзини (1805–1872) — итальянский политик, патриот, писатель и философ, сыгравший важную роль в ходе первого этапа движения за национальное освобождение и либеральные реформы в XIX веке.