Не было ни луны, ни звезд на небе; никакого света не проникало сюда через стеклянную ограду оранжереи. Они были одни или думали, что они одни, — вдали от наблюдающих и подслушивающих, словно находясь в глуши небольшого девственного леса или в центре безлюдной пустыни. Если кто-то и был рядом, то не замечал их: они говорили шепотом.
Возможно, это ощущение уединенности и задало тон и характер их беседе. Во всяком случае, она протекала без прежней скованности.
— Вам пришлось много путешествовать? — спросила девочка, когда они подошли к деодару и остановились под ним.
— Ненамного больше, чем вам самой, мисс Вернон. Вы ведь тоже заядлая путешественница, если я не ошибаюсь?
— Я? О, нет, что вы! Я только один раз была на островах Вест-Индии, где папа служил губернатором. А также в Нью-Йорке, по пути домой. Ну и побывала в некоторых столицах Европы. Вот и все.
— Прекрасно для вашего юного возраста.
— Но вы ведь посетили много необычных стран, и у вас было много опасных приключений, как я слышала.
— Кто сказал вам об этом?
— Я об этом читала. Я не так уж мала, чтобы не читать газеты. В газетах писали о вас и ваших подвигах. Даже если бы мы не встретились, мне все равно было бы знакомо ваше имя!
Но если бы они не встретились, Майнард не был бы так счастлив, как сейчас. Таковы были его ответные мысли и чувства.
— Мои подвиги, как вы их называете, мисс Вернон, были обычными эпизодами, такими же, какие случаются у всех тех, кто путешествует по разным странам, которых еще не коснулась цивилизация и где люди не могут обуздать свои первобытные страсти. Как, например, в стране, расположенной посреди американского континента, в прериях, как их называют.
— О! Прерии! Эти великие зеленые равнины, это море цветов! Как бы я хотела там побывать!
— Это было бы не совсем безопасно для вас.
— Я знаю это, я читала, с какими опасностями вы там столкнулись. Как здорово вы все это описали! Мне особенно понравилась эта часть романа. Я читала ее с восхищением.
— Только это, а не всю книгу?
— Да, там все интересно, но некоторые части романа…
— …не понравились вам, — завершил фразу автор, придя на помощь смущенному критику. — Я могу спросить у вас, какие части романа были неудачными, чтобы выслушать ваш приговор?
Девочка на мгновение замолчала, как будто стесняясь ответить на вопрос.
— Хорошо, — наконец ответила она, сказав первое, что пришло в голову. — Мне не понравилась мысль, что белые воевали против индейцев только потому, чтобы взять их скальпы и продать им же за деньги. Это мне кажется отвратительным. Но, может быть, на самом деле все было не так? Я надеюсь, что это неправда.
Это был весьма странный вопрос к автору книги, и Майнард удивился. К тому же, тон этого вопроса был необычным.
— Да, верно, не все в книге правда, — ответил он. — Это ведь роман, художественный вымысел, хотя некоторые из сцен, описанных в нем, произошли на самом деле. К сожалению, это именно те, которые вам не понравились. Преступлениям командира кровавой экспедиции, о которой идет речь, имеется некоторое оправдание. Он ужасно пострадал от рук дикарей. Для него мотивом является не нажива и не возмездие. Он воюет против индейцев, чтобы вернуть свою дочь, которая уже долгое время находится у них в плену[64].
— И еще, другая его дочь — Зоя — та, что влюблена и очень молода. Гораздо моложе меня. Скажите мне, сэр, это тоже не вымысел?
Почему был задан этот вопрос? И откуда эта дрожь в голосе, выдававшая в ней нечто большее, чем простое любопытство?
Майнард в свою очередь был смущен и колебался, какой дать ответ. Радость наполнила его сердце, поскольку он чувствовал, что именно кроется за этим вопросом. Он хотел было признаться во всем и рассказать ей всю правду. Но не рано ли?
«Нет, рано пока», — ответил он сам себе и не признался.
— Авторы романов, — ответил он наконец, — имеют право создавать воображаемые образы. Иначе это были бы не романы. Эти образы иногда идут от реальных лиц — не обязательно от тех, кто фигурировал в описанных сценах, но часто от тех, кто в какое-то время и совсем в другом месте произвел впечатление на автора.
— И Зоя — именно такая героиня?
Все еще ощущалась эта дрожь в ее голосе. Какой сладкой музыкой звучала она в ушах того, у кого спрашивали!
— Да, существует та, что вдохновила меня.
— Она все еще жива?
— Да, она все еще жива!