Выбрать главу

— Зрение мне не изменило, — с негодованием возразил Фитцледж. Опустив руку в карман редингота, он извлек оттуда сильно помятую бумагу. Потом водрузил на нос круглые очки в металлической оправе и начал читать вслух: — Девица с нежным и чувствительным сердцем. Обладающая тонким воспитанием, приличествующим леди. Умная и образованная…

— Что? Дайте-ка я посмотрю. — Анатоль выхватил листок у Фитцледжа. Он пробежал глазами написанные черными чернилами строки, и на лице его отразилось глубочайшее изумление. — Цвет лица — слоновая кость и розы, — бормотал он. — Точеная фигура с тонкой талией и изящными членами. Манера одеваться весьма женственная. Глаза, как изумруды, волосы, как золотое пламя…

Анатоль устремил на Фитцледжа обвиняющий взгляд.

— Что это за дьявольщина? Почерк мой, но я писал совсем другое. Вы подделали мой почерк?

— Разумеется, милорд, я этого не делал. Во-первых, я не сумел бы, а во-вторых, зачем?

— Не знаю, не знаю. Но кто ж еще это мог… Анатоль запнулся и задумался. Он припомнил, как в тот вечер, когда он вручал список священнику, порыв ветра вырвал бумагу у него из рук. Вспомнил он и призрачный издевательский смех, пронесшийся по залу.

— Просперо! — Анатоль, стиснув от ярости зубы, прошелся по комнате. Его предок в свое время славился умением подделывать любой почерк. — Да сгниет этот ублюдок в аду! Это все его колдовские штучки. Он хочет, чтобы я расплачивался за его грехи своими несчастьями.

Он скомкал бумагу и швырнул ее в холодный камин, отчего собаки снова проснулись. Даже Цезарь приоткрыл единственный здоровый глаз.

— Так вы полагаете, что этот старый дьявол Просперо подменил бумагу? И написал свой список? Ну-ну. — Фитцледж прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть усмешку. — Что ж, для трехсотлетнего призрака он неплохо разбирается в женщинах.

Один полный ярости взгляд Анатоля — и священник мигом перестал хихикать.

— К черту Просперо и его таланты! Все равно мое несчастье — ваших рук дело, — бросил Анатоль. — Я ясно дал вам понять, чего хочу и без этого проклятого списка.

— Увы, милорд, я с самого начала предупреждал вас, что так дело не делается. К Медлин меня привлекло чувство более высокого порядка, нежели здравый смысл.

— На сей раз, мистер Искатель Невест, ваше хваленое чувство вас подвело. Теперь есть только одно средство — ее надо отослать назад.

— Что? — Фитцледж широко раскрыл глаза. — Милорд, ведь речь идет о вашей невесте! Вы не можете просто взять и вернуть ее как… как возвращают сапожнику пару плохо сшитых сапог.

— А почему бы и нет? Я ведь еще не ложился с ней в постель. Брак-то заключен по доверенности.

— И тем не менее клятвы, которые были принесены, священны.

— А я все равно не вижу причин, по которым этот брак нельзя расторгнуть.

— Причины! — Фитцледж в волнении вскочил на ноги. — А честь? А доброта и честность? Эта девушка приехала издалека, она надеялась и мечтала.

— Видел я, о чем она мечтала! Ее мечты болтались на дурацкой голубой ленточке, повязанной вокруг шеи. Я думал, что этот портрет уже давно уничтожен. — В голосе Анатоля было столько же горечи, сколько и гнева.

Вид миниатюры пробудил в нем былую ранимость, и это оказалось еще болезненней потому, что он давно считал себя исцеленным от излишней чувствительности.

— Не знаю, как вам удалось разыскать портрет, Фитцледж, — продолжал Анатоль. — Но как вы посмели заявить ей, что это точное мое подобие?

— Простите меня, милорд, но вы не оставили мне выбора. — Фитцледж беспомощно всплеснул руками. — Вы не разрешили мне почти ничего говорить. Что же еще мне оставалось делать? Я должен был как-то убедить девушку.

— И потому вы позволили ей вообразить меня смазливым юнцом? А меня заставили поверить, что мои пожелания исполнены? Что вы думали, когда представляли себе, как мы встретимся? Или понадеялись, что мы оба внезапно ослепнем?

— Я надеялся, что буду присутствовать при вашей встрече и все улажу.

— Богом клянусь, мне бы тоже этого хотелось! Может, тогда я бы не выставил себя на всеобщее посмешище, поцеловав не ту женщину. — При воспоминании о сцене на лестнице Анатоль покраснел до корней волос.

— А вот этого я никак не могу понять, милорд. Как вы, с вашим обостренным восприятием, могли так ошибиться?

— Что ж тут удивительного, черт бы вас побрал? Высокая, крупная женщина. Я как раз такую и просил. А вашей драгоценной Медлин я даже не заметил.

— Мне трудно этому верить. Неужели вы ничего не почувствовали, взглянув в глаза Медлин?

— Ровным счетом ничего, — сказал Анатоль. Но он лгал, и они оба это знали. В тот миг, когда Анатоль впервые увидел похожее на фею создание, им овладело странное беспокойство. Она была не похожа ни на одного из известных ему людей. Она пробуждала в Анатоле неведомое прежде чувство, и именно это чувство заставило его в порыве, похожем на отчаяние, броситься к ее темноволосой спутнице.

Глядя на собеседника, Фитцледж обеспокоено нахмурился.

— Скажите мне, сын мой, — мягко спросил он, — что вас так пугает в Медлин?

— Пугает? — Анатоль деланно захохотал. — Не тронулись ли вы разумом, ваше преподобие?

— Но почему тогда вы так странно себя ведете? Не пускаете ее в дом. Хотите отослать назад.

— Потому что она не такая невеста, какая мне нужна. Тощий цыпленок, вот она кто! Да если я случайно прижму ее к стенке в постели, от нее места мокрого не останется.

Анатоль отвернулся, чтобы укрыться от проницательного взора священника. Фитцледж, как и всегда, видел его насквозь. Анатоль действительно боялся.

Он боялся Медлин с ее хрупкостью, ее изысканной красотой. Она напоминала ему изящные фигурки из китайского фарфора, некогда украшавшие будуар его матери, — нимфы, пастушки, богини и духи.

Наутро после смерти матери Анатоль стоял перед застекленным шкафчиком и смотрел на эти фигурки. В десятилетнем возрасте он еще не умел управлять своими чувствами и своей удивительной силой. Его переполняли горе, гнев и чувство вины, а глаза были полны слез. Внезапно фигурки начали дрожать, а потом одна за другой стали распадаться на мелкие кусочки. Потом, когда рыдания утихли, он пришел в ужас от того, что наделал, и несколько часов подряд сидел на ковре, стараясь сосредоточиться, чтобы силой воли воссоздать разрушенное. Но все усилия оказались тщетными.

Тогда Анатоль впервые с горечью осознал страшную истину: он обладает способностью разрушать, но не созидать.

— Милорд? — Голос Фитцледжа заставил его вернуться в настоящее. Воспоминания несколько умерили бушевавшие в душе чувства, и, обернувшись к Фитцледжу, Анатоль заговорил уже более спокойным тоном:

— Может, вы и правы. Эта ваша Медлин и в самом деле… — Он умолк, все еще не желая признаваться. — Из-за нее я пребываю в тревоге. Ведь я просил вас подыскать крепкую, сильную женщину не из пустой прихоти. Я не хочу новых трагедий в этом доме.

— Единственно возможная трагедия произойдет, только если вы отошлете Медлин обратно.

— Зря вы так в этом уверены. — Анатоль отошел к длинному узкому окну, похожему на бойницу. Опершись локтем о широкий подоконник, он стал смотреть на сиявший далеко внизу залив, где волны с шумом бились о скалистый берег. Обычно это зрелище успокаивало его, но сегодня синева моря была испещрена барашками, предвещавшими бурю, подобную той, что бесновалась в душе Анатоля.

После долгого молчания он, наконец, признался:

— Я все-таки смотрел в магический кристалл Просперо, чтобы узнать будущее.

— О господи! Вы же давали клятву никогда больше не прикасаться к этому дьявольскому предмету. Вы клялись…

— Да, клялся, — перебил его Анатоль. — И нарушил клятву.

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Я смотрел в кристалл в тот вечер, когда посылал вас на поиски невесты. И еще несколько раз после этого. Видение всегда одно и то же — женщина. Черты лица ее неразличимы, но волосы всегда полыхают, как пламя.

— Жаль, что милорд не рассказал мне о своих видениях раньше.