За дверью гостиничного номера тишина, просачиваюсь внутрь, стараясь не шуметь. Принцесса спит. Очень хочу посмотреть на ее пробуждение. Может быть мне даже станет ее немного жаль, потому что по себе знаю, утро после таких возлияний — самое страшное наказание.
Мы в гостиничном номере, ведь вчера принцесса категорически отказалась ехать домой. А я не стал настаивать, потому что мне важно, чтобы факт ее загула вскрылся сразу. Если бы девчонка вернулась домой, то вполне могла попытаться скрыть от отца такие выкрутасы. А они мне в дальнейшем на хрен не упали!
Ну что ж, легкие движения под одеялом уже пошли. Ее борзое высочество точно проснулась. Надо помочь. Встаю и резким движением раздвигаю шторы. Комнату заливает солнечный свет. Тут же раздается жалобно-возмущенный стон.
— Зачем! Верни обратно?
— Что вернуть?
— Тишину и темноту.
— А-а-а, я-то думал девичью честь и достоинство! Но они видимо потеряны давно и безвозвратно!
— Заткнись, а? Я нотаций от отца наслушаюсь.
— Да похоже они ни хрена не помогают, — поднимаю перед лицом принцессы бутылку минералки, демонстративно открываю, делаю несколько освежающих глотков. Девчонка тяжело сглатывает.
— Дай попить!
— Волшебное слово снова забыла?
— Дай попить, пожалуйста!
— Александр.
— Дай попить, пожалуйста, Александр! — с психом повторяет она.
— Вот. Так-то лучше. Глядишь, скоро и запомнишь! — Есения жадно пьет, потом откидывается на подушки. Я протягиваю ей две таблетки. — Выпей, полегчает!
— Спасибо!
— Еще, советую душ. Чтобы окончательно прийти в себя!
— О, точно знаешь, что делать в таких ситуациях? Богатый опыт? — продолжает ехидничать девчонка.
— Достаточный!
— А у меня богатый папа! — выдает она, явно стараясь меня добесить. Ох, как хочется лупануть ее по пухлым губам! Но таких полномочий у меня нет. А девочка продолжает нарываться. — Так что завянь. Я хочу еще поспать!
— О да. Папа и правда богатый! Есть чем гордиться! Кстати, он скоро будет здесь!
— Что? Зачем?
— А ты как хотела? А еще я для него приготовил занятное кино. Хочешь глянуть? — включаю на запись вчерашнюю трешатину, как Есения отплясывает на барной стойке. — Думаю, папа будет в восторге! — с удовольствием смотрю на растерянное лицо девчонки.
— Дай сюда! — выхватывает телефон, с ужасом пересматривает еще раз. — Это точно я?
— Хм. А что, может это твой клон нацепил на себя блестящую тряпку и позволяет мужикам лапать свой зад? Думаешь, папа в такое поверит?
— Ужас! — закрывает она глаза. — Я реально вчера перебрала. Вот это все плохо помню. Папа этого не должен увидеть!
— Да? А я думаю, ему понравится. Такая пластичная дочь, есть чем гордиться.
— Хватит стебаться! Я хочу у тебя купить это видео!
— Миллион долларов!
— Сколько? Да ты вообще с тормозов слетел?
— Да. Сейчас вот в сеть солью эту красоту, посмотрим, сколько просмотров наберет, может еще больше заработаю!
— Ты меня на понт берешь, да?
— Почему? Такая красота! Может, прославлюсь благодаря твоей не сильно одетой заднице!
— Тысяча баксов!
— Мало!
— Пять! Больше у меня нет!
— А как же богатый папа?
— Я не хочу просить у него!
— А придется!
— Он столько не даст!
— Да и не надо! Давай договоримся так: ты прекращаешь маяться дурью, ловишь нормальный, человеческий тон со мной, а я забывают про запись!
— И даже денег не возьмешь?
— Нет! Прикинь, не все в этой жизни измеряется деньгами! Вот такое открытие! — смотрит на меня Есения как-то очень внимательно, впервые в ней прорывается что-то такое… настоящее, уязвимое, то, что она умело прячет за маской избалованной сучки. И это подкупает… А еще мне болезненно сильно хочется впиться в этот пухлый нахальный рот, и смять молочную кожу под простыней, и…
Разрывает наш зрительный контакт хлопок двери. А вот и папа…
— Есения! — гремит он. — Ты что устроила!
И пока папа творит разборки своей нерадивой дочурке, я спешу скрыться из номера, чтобы спокойно попить кофе в кафе внизу.
Глава 3. Кто ты, девочка?
Мир в доме Истоминых продержался недолго. После того, как отец вернул Есению домой из гостиницы, он уехал в офис и целый день был на работе. Видимо только поэтому в стенах особняка стояла тишина. К ужину все повторилось опять. Правда, крики стояли громче, обвинения серьезнее. Впервые я заметил слезы у непробиваемой стервы Есении. Даже стало жаль ее, потому что убивалась девчонка о каких-то памятных вещах матери, которые присвоила себе Агата — молодая жена Истомина.