Однако за все шесть лет никому не удалось этого “большего” добиться.
Стать леди Сияющей.
Неужели Тасе этот шрам не противен, он ее не отталкивает? Возможно, иномирянке тоже очень хотелось стать леди Сияющей, и все дело именно в этом…
Возможно.
Но нет, сердце говорило о другом. Оно, столько лет покрытое ледяным панцирем, таяло только от одного воспоминания об этой хрупкой, но такой решительной девушке.
Она была так близко, она сама потянулась к нему. Он ощущал ее трепещущие губы и робкий поцелуй, который, казалось, горел на его щеке.
Мужчина коснулся уголка своих губ, и застонал как раненный зверь.
Он стоял и смотрел окаменевшим взором на разбросанные аниолы. Такие нежные, такие душистые и полные когда-то жизни. Как он мечтал положить их на подоконник девушке, укравшей ее сердце.
Как он мечтал бросить их к ее ногам.
Ну что ж, бросил. Лорд горько усмехнулся и двинулся, слегка подволакивая ногу.
Дошел до того места, где цветы лежали неровной горкой, и стал обеими ногами, невзирая на боль в левом голеностопе, с недюжинной силой топтать бедные растения, пока от них не осталась небольшая кучка растерзанной зелени.
Выпустив пар, несчастный лорд Кивали Сияющий, глава магического Ковена, гроза магов всего герцогства Лонельского, повесив голову, побрел, прихрамывая ко входу в родной дом.
На душе было мерзко. Как кошки нагадили, сказала бы Тася.
Тася, размазывая слезы по щекам прямо рукой, вбежала в здание, и как разъяренная тигрица бросилась по лестнице на второй этаж. Ее босые ноги шлепали по гулким ступеням, которые еще не успели застелить ковровой дорожкой.
На ее счастье девушки-служанки были заняты на кухне, а сети Лована еще была у себя, с вечера дав наказ слугам.
Нечего и говорить о леди Макони. Она видела сладкий утренний сон, в котором исполнялась ее мечта.
А вот маленькая леди Самонет, прикорнувшая на своем наблюдательном посту, проспала все самое интересное. Вот если бы девочка знала что именно, то как ей было бы обидно.
Но малыш Амур не мог допустить такого зрелища. И правильно.
Еще не известно, как Самонет отреагировала бы, увидев Тасю в ночной рубашке и папочку, в неподобающем виде.
Так что наша попаданка добежала до своей комнаты никем не замеченная. Ворвавшись к себе, она, что есть силы хлопнула дверью, которая от такого обращения еще долго дрожала.
Тася бросилась на постель и вот тут разрыдалась в голос. Ничего нет страшнее оскорбленной женщины. Женщины, которой пренебрегли.
Ее сердце было преисполнено ярости. Задыхаясь от слез, она чуть не выла в подушку, стараясь заглушить рыдания.
Не дождетесь!
Нет, никто не увидит. Нет, она никому не покажет, как ей больно, тяжело и обидно.
Особенно этому мужлану.
– Да, мужлану! Аристократ нашелся на мою голову-у, – и девушка заплакала еще горше.
Наконец слезы кончились.
Тася лежала, обессиленная, и чувствовала пустоту. Там, где еще полчаса назад бушевала ярость и обида, было тихо и пусто.
Ее усталое сердце едва-едва билось.
Девушке не хотелось ничего.
Однако все проходит. И выплаканная обида прошла, а вот проклятый образ мага нет. Стоило только о нем подумать, как Кивали встал как живой перед ее глазами.
Только она видела не того властного мужчину с высеченным как из камня лицом и твердым подбородком, нет.
Перед ее глазами стоял мужчина с изумрудными глазами, растерянным взором и разбитым вдребезги сердцем.
Она, она разбила ему сердце, она.
От этого понимания душу заполнила неожиданная радость. Она пришла как будто ниоткуда.
Как странно, да она как будто и не уходила…
Куда делась вся злость и обида?
Наверное, так бывает всегда, когда любишь по-настоящему.
Тогда прощаешь, прощаешь многое, если не все.
Тасино лицо просветлело.
Она повернулась на бок, и опустила ноги на пушистый ковер. Только сейчас девушка заметила, что ее ступни кое-где были запачканы в земле, а кое-где зеленели как молодая травка.
– Ой! – девушка подскочила. – Ковер же запачкаю! Такая красота, как чистить потом?
Вот какие мысли бывают у попаданок, не привыкших к тому, что в доме есть слуги, и, уж во всяком случае, самой ей чистить ничего не придется.
Однако, аккуратно ступая, на пальчиках Тася пошла в ванную, желая поскорее вернуть ее новым, чудесным ножкам первозданную чистоту.