Обычно после такого вступления, Крамер просто сажает меня на стол и, сдвинув трусики в сторону, дерёт без всяких прелюдий.
Это какое-то отклонение. Даже сейчас у меня внутри всё начинает сладко дрожать при воспоминании о том, как его член вколачивается в меня по самые яйца и выбивает из меня сладострастные стоны и мольбы. «Тимур, пожалуйста… Ах… Сильнее! Пожалуйста…»
Видимо, мне всё-таки удаётся сохранить своё состояние в тайне от него, потому что Тимур отступает. Если бы Крамер почувствовал мою слабину, он бы этого ни за что не сделал. Его подход — давить на инстинкты.
— Линда, нет гордости в том, чтобы пойти на поводу у обиды.
И это говорит мне он? Тот, кто посчитал ниже своего достоинства даже попросить прощения?
— Я поехала домой, — прекращаю я этот разговор. — Завтра у нас последняя подгонка у портного. В шесть. Не забудь.
Хочу обойти Тимура, но он удерживает меня за руку. Его ладонь такая горячая…
— Ты можешь сейчас уехать, но этот побег ненадолго. Тебе всё равно придётся вернуться. Не заблуждайся. Я тебя не отпущу.
— Ну да, — высвобождаю руку из хватки, и сразу кажется, что кожа, согретая его теплом, начинает мерзнуть. — Ты же всегда получаешь то, что хочешь.
Выхожу из кухни, из дома, из этой ночи… Надо подальше убраться от этого мужчины. Моя Молли готова и с готовностью заводится, стоит мне сесть за руль.
Не обернувшись ни разу, уезжаю. Хотя я чувствую на себе взгляд Крамера из окна.
Я опустошена. Разговаривать с ним бесполезно. Членоносец хренов!
Я так сказал. Я так решил.
А я?
А чего собственно хочу я?
Отчего-то его фраза про гордость сильно задевает и западает мне в душу. Для меня переступить через гордость практически невозможно. Я не представляю, ради кого можно пойти на такое. Не думаю, что ради мужчины.
Следующий день показал мне, как я была права.
Глава 45
Всю ночь и утро меня так и подмывает позвонить Лидии и высказать ей все, что я думаю по поводу её вмешательства в наши с Тимуром дела. Останавливает меня только то, что вряд ли она ко мне прислушается.
Первую половину дня я пребываю все еще в растрепанных чувствах, поэтому отправляю Крамеру сообщение, в котором прошу его прийти на примерку до или после меня. Очень надеюсь, что он внемлет моей просьбе, хотя ответ я так и не получаю, но вижу, что Крамер сообщение прочитал.
Весь мой день опять идёт наперекосяк, чем-то напоминая мне вечер приёма у Раевской, чем еще больше портит настроение. То, что тогда показалось мне сказочным завершением ужасного дня, оказалось насквозь лживо и принесло мне много боли.
Вечером, замотанная, в плаксивом состоянии и готовая послать к дьяволу любого, чуть не поцарапав Молли, я заруливаю на крохотную парковку перед ателье.
Втиснувшись на единственное свободное место, я замечаю машину Тимура. Черт!
Значит, он там. Может подождать, пока он уедет? Пересидеть в машине?
Детсадовский поступок, но сегодня у меня нет сил ни ругаться, ни доказывать что-либо, ни делать вид, что всё хорошо.
Или всё-таки пойти? Раньше сядешь — раньше выйдешь. Так, кажется, говорят?
Пока я собираюсь духом и складываю в сумку, выпавшую из нее мелочевку, машина напротив отъезжает и открывает мне вид на картину, от которой я зверею. Мной овладевает то же состояние, как и в вечер после помолвки, когда я крушила квартиру.
Руки сами собой сжимаются на руле, и я представляю, как крепко и с наслаждением пожимаю кое-кому шею. Даже мелькает шальная мысль надавить ногой на педаль газа.
С трудом беру себя в руки. Это не я. Это на меня не похоже. Это все пмс.
Но аутотренинг не работает, в глазах красная пелена.
Прямо передо мной у входа в ателье разговаривают двое: Тимур стоит вполоборота ко мне, широко расставив ноги и засунув руки в карманы, лица его мне не видно. Зато видно физиономию Кристины, которая, кажется, сейчас из трусов выпрыгнет. Она цепляется за Крамера и что-то говорит ему, видимо, захватывающее, раз он слушает ее так долго.
Даже знать не хочу, кто инициатор встречи. Но с какой стати здесь и сейчас?
Взбесившись, я выхожу из машины и захлопываю дверь Молли так громко, что на меня обращает внимание Кристина. Выражение её лица меняется, его искажает лютая ненависть ко мне.