–
Нет.
Больше всего Кате хотелось уйти и не возвращаться в зал, а исчезнуть насовсем – сесть в поезд до П. прямо в нелепом синтетическом платье, похожем на полиэтиленовый мешок, и босоножках, в которых удобно только сидеть.
–
Она настояла на том, чтобы пригласить его. Я была против.
–
За что… он лишён прав?
Катя не хотела спрашивать, не хотела верить, не должна была верить… Она чувствовала, что предаёт Дракона, но почему-то была уверена, что эта женщина не лжёт.
–
Когда Оле было полтора года, он угрожал убить её.
–
Что?!
Катя зажала ладонью рот. Надо было зажимать уши, а она – рот, чтобы дослушать это до конца. Ей нужно знать. Потом она спросит его самого, и он ответит: “Конечно же, Катюша, это неправда, моя бывшая супруга весьма впечатлительна…” Но усталая пьяная женщина смотрела на Катю, и красные блестящие глаза были полны суеверного ужаса. Она видела это наяву, снова переживая самый страшный момент своей жизни.
–
…Оле было полтора годика, – начала она, – и мы отдыхали на даче. Мы с ним, мой отец и Оля. Папа был ректором одного крупного вуза. В тот день я пошла с утра на речку. Было жарко и очень хотелось искупаться. Он, муж, не пошёл со мной – накануне подхватил насморк. На речке я встретила друга детства. Возвращаясь, мы смеялись, дурачились, вспоминали какие-то шуточки… Живя с ним, я почти не виделась с друзьями и знакомыми, поэтому это было… как глоток воздуха. Мы попрощались. Я чмокнула его в щёку. Открыв калитку, я столкнулась с мужем. Он сидел на скамейке в сирени и всё слышал. Ничего не спрашивая, с размаху ударил меня по щеке. Оля – она была с ним – заплакала. На шум вышел папа и сразу понял, в чём дело. Он и раньше недолюбливал мужа, но тогда у него просто… флажок упал. Меня родители ни разу пальцем не тронули, а какой-то мерзавец позволяет себе бить его дочь?! Папа сказал ему убираться прямо сейчас, в чём есть, и больше никогда не показываться ему на глаза. Тогда муж схватил Олю за ноги и закричал, что… – она нервно сглотнула, – разобьёт ей голову об угол дома. Что со мной было… Я упала на колени, целовала ему ноги, билась, умоляла – он только улыбался и размахивал моим ребёнком, как мешком с мукой. И тогда папа очень спокойно сказал ему, что если с головы Оли хоть волос упадёт, его сгноят его в тюрьме. Он сам лично обеспечит ему такую камеру, где он каждый день будет умолять о расстреле. И только тогда он отпустил Олю… Он ведь, в сущности, трус. Мы, разумеется, развелись. Папа настоял, чтобы лишить его родительских прав. Уголовного дела, правда, так и не случилось – папа не хотел огласки… Послушай меня, дурочка, не вздумай рожать от него детей!
Катя слушала, оцепенев от ужаса, и вдруг, словно спохватившись, выбежала из туалета. Дракон смотрел подозрительно. Она соврала, что плохо себя чувствует, и вскоре засобиралась домой.
“Не вздумай рожать от него детей”, – звенело у Кати в ушах, пока они тряслись в такси на другой конец Москвы. Первая жена Дракона не знала того, что знала она, и о чём, к несчастью, успела ему рассказать. Катя была на третьем месяце беременности.
–
Давайте ближе к делу, – мягко прервал участковый.
Катя скользнула взглядом по его фигуре и перевела взгляд на Дракона. Его глаза казались темными, но в них не стояла пугающая бездонная чернота, которая засасывала Катю все эти годы, истончая и развоплощая. Она крепко стиснула правой рукой кисть левой, как будто хотела сломать себе пальцы, потому что услышала где-то, что боль мешает погружать в транс. Тогда Катя верила, что он обладает даром гипноза… Дурочка. Всё верно сказала его первая жена.
–
Так ребёнка я сегодня
не получу?
Катя опустила голову, чтобы спрятать лёгкую улыбку, тронувшую бледные резиновые губы. Сорвался. Перенервничал. Он тоже человек, хоть и очень страшный. “Получу”, – сказал о Тане, как о чемодане в камере хранения. И это безликое “ребёнок” вместо медового и округлого, как тульский пряник, “Танюша”. Кто-то из них двоих – или капитан, или она сама – вывел его из равновесия. Знать бы, чем именно.
–
Я не обязана…
–
Я вам советую урегулировать этот вопрос через суд, – вмешался участковый.
–
Капитан, послушай, – бросил Дракон пробный шар.
Его улыбка стала простой и виноватой, он прищурил один глаз и беспомощно раскинул руки – ни дать ни взять провинциальный мужичок, пойманный по пьянке на мелком хулиганстве. Он прекрасно умел подстраиваться под собеседника, блестяще ловил момент и настроение, но в этот раз промахнулся. Кравцов холодно посмотрел на них обоих и ощупал взглядом лестницу, словно разыскивая несуществующего человека, к кому Дракон обратился на “ты”.