Собираясь на прогулку, она основательно шнуровала массивные армейские ботинки – в них удобно бежать, они не скользят. Бросила взгляд на Таню, которая застёгивала липучки на сапожках, и отметила, как она выросла. Впервые она думала об этом без радости: если придётся бежать, не получится нести её на руках долго. На глазах выступили слёзы, и она поспешно отвернулась к стене, делая вид, что рассматривает “вечный” календарь с круглыми пластиковыми номерами на магнитах.
Уже поворачивая ключ, Катя услышала наверху тихий смех и приглушённый звук поцелуя. Она знала, что это не Дракон, но всё равно крепко взяла Таню за плечо и сделала предостерегающий жест. Они вжались в стену. Мимо, смеясь и толкая друг друга, пробежала парочка подростков.
Спускались по пустой и гулкой лестнице – лифт в доме был узкий и тесный, как гроб, в нём у Кати кружилась голова и становилось трудно дышать, коричневые стены под полированное дерево, казалось, сдавливали рёбра.
Танюша не скакала весело со ступеньки на ступеньку, как другие дети. Она шла сбоку, даже чуть сзади, и крепко держала Катю за руку. На втором этаже она остановилась, чтобы дать Тане отдохнуть, и заодно выглянула сквозь грязное стекло во двор. Никого. Если Дракон и караулит, то под окнами. Дочь подняла не по-детски серьёзные, полные затаённой тревоги глаза. Потная ладошка крепче стиснула руку. В шапочке-капоре Таня была похожа на бабушку, но Катя видела его черты.
–
Идём, мама?
Голос девочки прозвучал неестественно весело, как у взрослого человека, которому нужно подбодрить приятеля. “Таня, Танюша моя, товарищ мой верный…”
Улица оглушила Катю детскими криками и звоном трамвая, ударила в лицо морозной свежестью, ослепила белизной снега. Так бывало – в школе, когда она долго болела, а потом выходила во двор. Но ведь она вчера была на улице. И позавчера… Эти маленькие зарубки на линейке времени казались теперь далёкими, как звёзды. Всё переменилось со вчерашнего дня. Таня ловко вывернулась из-под локтя и замерла рядом.
–
Его нет, – тихо доложила она и вздохнула с недетским облегчением.
Они шагали по бульвару, среди довольных, весёлых и спокойных детей, но Таня не делала даже попытки отпустить мамину руку. В эту минуту Кате казалось, что дочь защищает её от Дракона.
Линия утопала в снегу. Солнце пылало в окнах отполированной медью. Катя остановилась возле соседнего дома и показала дочери маки и подсолнухи из майолики на фасаде. Кажется, она уже рассказывала о них, но сил придумать что-то новое не нашлось. Они играли в игру “Мама сильная”, Таня старательно поддавалась.
–
Они нарисованы?
–
Нет, это мозаика.
–
Совсем как моя?
–
Не совсем…
Катя замолкла на полуслове. Глупо это всё. Вчера была репетиция, а что сегодня? Зачем Таня ей подыгрывает? Если она не может придумать что-то новое и интересное, чтобы развлечь собственного ребёнка, лучше молчать. Сойдёшь за хорошую мать. Тем временем невидимая драконья лапа в мозгу опустила иголку на заезженную пластинку – неаккуратно, с толчка…
“Катюша, быть матерью сложно. Ты должна дать ребёнку больше, чем имеешь сама. Ты должна развивать его и развиваться с ним беспрестанно, понимаешь, беспрестанно!”
–
Смотри, какой у дома шпиль, – сказала она, вырываясь из липкой болотины чужих мыслей, крепко засевших в голове. – Как у замка. Тут недалеко есть дом-з
а
мок. Я покажу тебе его как-нибудь… когда потеплеет.
Как экскурсовод, попавший по ошибке на незнакомый объект, Катя крутила головой и пыталась выдумать что-нибудь интересное и развлечь Таню.
–
Мама, – вдруг спросила дочь, остановившись возле ощипанных кустов, – мама, а ты его любила?
Дети не задают таких вопросов. Не должны, во всяком случае. Катя уставилась на ошмётки снега, прилипшие к ботинкам, на грязную стену дома и случайно заметила красный фонарик шиповника, чудом уцелевший на заснеженной ветке. Будь это обычная девочка, Катя сработала бы чисто, переключив внимание на яркое пятнышко. Но Таня другая. Она дочь Дракона, она её дочь, она внучка уральской русалки Елены и праправнучка женщины, которая, не раздумывая, бросилась в ледяную воду, чтобы спасти человека ценой своей жизни.
Таня ждёт ответа на вопрос. Если потащить её к шиповнику, она, конечно, из вежливости приблизит глазища к ветке, деловито дотронется до глянцевого ягодного бока пальцем и больше не повторит свой вопрос, но он останется навсегда. Повиснет между ними.