– Убери руки! – рычит он и делает попытку освободиться.
– Ты делаешь из ребёнка невротика!
– Да пошла ты…
От неожиданности руки Кати разжимаются: он ещё не позволял себе такого. Но Дракон не останавливается. Он заносит правую руку для удара…
–
Папа, нет, папочка…
Стремительной тенью Таня прыгает с дивана на пол и оказывается между ними, как будто её выключили в углу и включили посреди комнаты. Она успевает. Чернота отливает от лица Дракона, рука разжимается. Он делает вид, что поправляет остатки волос, но ладонь гладит пустоту.
–
Ты хотел ударить меня, – тихо говорит Катя. – Ты. Хотел. Ударить. Меня.
«Надо бежать», – произносит мамин голос у Кати внутри.
–
Истец, никто не будет давать вам советов, но в целях максимального соблюдения интересов ребёнка мы должны услышать мнение специалиста.
–
Во времена Древней Руси не было психологов, а отец был богом в своей семье…
У Ирины Евгеньевны вырвался резкий смешок.
–
Я вас услышала. Суд удаляется в совещательную комнату.
33
–
Пейте. И съешьте что-нибудь, пожалуйста.
Ирина Евгеньевна, Ира, Ирочка, совсем молоденькая девочка с непослушными рыжими волосами и веснушками на крупном носу, размешивала сахар в чашке. Не для себя – для Кати.
Они сидели в кондитерской. Ирина жадными глотками пила кофе, Катя угрюмо смотрела на остывающий чай. Странная апатия придавила её к стулу: ничего не хотелось, даже рот открывать лишний раз, но она мужественно пыталась усвоить то, что объясняла Ирина.
–
Вы такая уверенная, – смущенно проговорила Катя. – Я так путаюсь…
–
Это моя работа. Но, поверьте, я тоже не чувствую себя в суде так уж уютно. Не люблю состояние конфликта.
–
Так зачем же вы… там?
–
Мой бывший… друг… говорил, что я мщу своему отцу в лице этих мужчин. Это не совсем так. Я не желаю никому мстить. Просто не хочу, чтобы у кого-то ещё было… так.
Она взяла чашку, и Катя заметила, что длинные пальцы чуть подрагивают.
–
Что будет на этой экспертизе?
–
Ничего особенного. С вами всеми побеседуют, Танюше дадут поиграть, порисовать. Не то чтобы я возлагала большие надежды на эту экспертизу, но иных выходов у нас нет. Без экспертизы судья не сможет определить тот порядок, который хотим мы. Нет оснований.
–
Но ведь… он подвергает опасности ее жизнь!
–
Свидетели? Документы? Доказательства? Как говорится у нас, фактура.
–
Какие доказательства? На людях он – образцовый отец.
–
Что и требовалось доказать. Впрочем, шанс, что психологи отметят его негативное влияние на дочь, тоже минимальны. Они всего боятся, эти эксперты.
–
И что же делать?
–
Пытаться. Кроме того, как вы могли заметить, я постоянно его провоцирую. Я хочу, чтобы он показал своё истинное лицо.
–
Что нужно, чтобы лишить его родительских прав?
–
Екатерина Алексеевна, мы про это уже говорили… Долг по алиментам он гасит. На учетах не состоит. Агрессивное поведение в том виде, в каком оно есть сейчас, к делу не пришьёшь.
–
Он должен… попытаться меня убить? – с нервным смешком спрашивает Катя.
Она искала глазами, за что бы зацепиться, но взгляд повис в пустоте.
Дракон
С каждым днём становилось холоднее. Над пустошью носился острый ледяной ветер, свистя, как кнут. Они с девочкой спали в дальнем углу пещеры, тесно прижавшись друг к другу. Драконье тепло немного согревало воздух, но с потолка то и дело срывались холодные капли, и глухой храп в чешуйчатой груди не давал уснуть.
Она лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к рокоту чудища и тихому ровному дыханию девочки, которая не была драконом, но могла им стать.
Можно решить все разом, навсегда покончить с этим страшным унылым логовом и пепельной пустошью. Она видела на краю долины высокую скалу, с которой можно шагнуть в небытие. Если дракон обнаружит её отсутствие раньше, смерть будет более мучительной… но девочка! Девочка непременно станет драконом. С этими мыслями она уснула.
Проснулась от холода: дракон улетел, и пещера остывала на ветру. У входа хороводил снег.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить девочку, она прошла в глубь пещеры, где беспорядочной кучей громоздились драконьи сокровища: драгоценная утварь, монеты, женские украшения. Переборов омерзение, она протянула руку и взяла маленький золотой браслет с орнаментом, лежащий с краю. Когда-то ей хотелось иметь такой… но не теперь. С чьей руки он сорвал эту красивую безделушку? Жива ли та, кому она принадлежала? Скорее всего, нет. От этой мысли ей сделалось жутко, и она с омерзением отбросила браслет. Он жалобно звякнул, ударившись о каменный пол.