Я уже готова была замурлыкать и заснуть от удовольствия, но возобновившиеся стенания плакальщиц привели меня в чувство. Я дернулась, проклиная себя за то, что позволила себе расслабиться и подпустить Джедефра так близко. То же мне, массажист! Ему-то пока он мумией был, явно никто спинку не мял.
— Зуууууукаааа! Ты был таким добрым! Таким умным, Зуууука! Зачем ты покинул нас?! Зуууукаааа… — рыдала одна из плакальщиц, подойдя вплотную к саркофагу. Рядом жрец зажигал благовонные масла и воскуривал подношения богам, что-то нашептывая и воздевая руки к небу.
***
20.3
Я смотрела как жрецы последовательно выкладывают на небольшой раскладной столик хлебцы и кружки с пивом для предстоящего прощания с умершим. Рядом с этим они выложили на столик специальные инструменты.
— Что это? — спросила я у Джедефра, который активно помогал жрецам выкладывать необходимые предметы.
— Обряд состоит семидесяти пяти частей. Для этого мы готовим необходимое. Вот это — ритуальное тесло. — Джедефра продемонстрировал мне нечто вроде небольшого топора с лезвием, перпендикулярным рукоятке. — Это плотницкий инструмент в обычной жизни. Им мы высекаем статуи, такие же бездыханные, как и ныне умерший вельможа Зука. Как тесло придает форму дереву, так же оно придаст энергии бездыханному телу.
Я кивнула, заинтересовавшись следующим инструментом.
Это был небольшой жезл, с наконечником в виде головы барана или овна. Была здесь курильница в форме раскрытой руки, нож из обсидиана, с одной стороны сделанный в форме рыбьего хвоста, тонкое лезвие в форме змеиной головы, сосуды с маслами и красками. Больше всех меня поразила отрубленная бычья нога, увидев которую я поспешила отвернуться.
Жрец запел заклинания, Фараон стоял рядом и в такт его пению по очереди прикасался приготовленными предметами ко рту умершего.
— Прикасаюсь скипетром “Великих чар”, жезлом Хека! — восклицал Фараон, прикасаясь жезлом с головой овна до уст Зука. — Заклинаю тебя, Зука! Пусть вспомнит твое Ба свое истинное имя, дабы воссоединиться с загробным телом Аху!
По спине прошелся уже знакомый мне не раз холодок. Страх тихо подступал к горлу и тихо хотелось дать деру. Еще бы я знала куда!
Делать было нечего, пришлось лицезреть обряд дальше. Жрец, одетый в шкуру пантеры запел песнопения-заклинания для следующей части.
— Мой рот открыт Птахом,
Мой связанный рот освободил мой бог.
Тот пришел и полностью обеспечил заклинаниями,
Он освободил меня от Сета, связавшего мои уста.
Атум дал мне руки,
Они как мои защитники.
Мои уста, данные мне
Мои уста открыты Птахом,
Металлическим резцом,
Которым он отворил уста богов.
Я — Сехмет-Ваджет, живущий в западных небесах,
Я — Сохит, среди вознесшихся душ.
И хотя я ничего не понимала, среди этих заклятий и воспеваний, звучали они впечатляюще. Желание сбежать куда-нибудь никуда не делось, однако, теперь к моим чувствам примешивалось еще и любопытство. Что будет дальше? Произойдет что-то необычное? А ну как мертвый действительно задышит? Ведь ожил же Джедефра!
***
21.1
Фараон взял в руки жезл, своими очертаниями напомнивший мне что-то, вот только я никак не могла понять, что именно. Когда же Фараон коснулся им губ умершего Зуки и возгласил, что жезл в точности повторяет созвездие большой медведицы, все встало на свои места. Конечно же! Фигура, знакомая мне с детства — большой ковш. Его немного ломанные, но узнаваемые линии отлично передавал жезл, который, как я узнала, назывался Себ Ур.
Далее Фараон прикладывал ко рту умершего нож с рыбьим хвостом на конце, а затем подносил ту самую противную ногу быка, произнося какие-то фразы и заклинания, так же непонятные мне. Когда все подошло к концу, я облегченно выдохнула. Гроб спустили в погребальную камеру, окончательно попрощавшись с мумией, а следом за ней спустили мебель и предметы, которые носильщики несли на себе всю дорогу. Оставшиеся же люди принялись готовиться к поминальной тризне. Возле входа в камеру были поставлены легкие беседки, где собирались небольшими группами люди. Нам с Фараоном была отведена отдельная беседка, возле которой непринужденно замерли слуги, ожидая распоряжений.
Музыкант, тащивший все это время на себе арфу, взял слово. Он начал восхвалять жизнь усопшего, повернувшись к тому месту, где еще недавно стоял саркофаг. Следом за этим послышались похвалы тем, кто присутствовал на захоронении. Он говорил о том, что теперь Зука оправдан перед богом Ра, и что ветра переменились для него. Что теперь он действительно сможет воссоединиться со своим Ка и обрести покой.