Один из тех двоих, что стояли на страже лифта, повернулся и приложил большой палец к небольшому квадрату скана отпечатка пальца и двери лифта неслышно открылись.
– Заходите, – сказал второй.
Я зашла внутрь, но оглянувшись, увидела, что никто из них не идет дальше. Двери лифта оставались открытыми.
– Приложите большой палец к скану на панели, – глухо сказал тот, что вызывал лифт.
– А куда мне потом идти? – спросила я.
– Там не заблудитесь, – ответил он и отвернулся.
Я приложила палец к крошечному скану на передней панели и двери послушно закрылись. Три секунды меня окружало полное молчание. Я даже не понимала, еду ли я или стою на месте. А потом двери вновь открылись.
Тот же холл, но без охраны и с кучей денег, залитых в пол, потолок и стены красивым черным мрамором с белыми и серебристыми прожилками, массивные двери из темного, почти черного дерева, и вуаль серебристого света. На меня пахнуло роскошью, от которой я не решалась сделать даже шаг. Я смотрела, как вьются по стенам узоры природного камня и не понимала, к чему все это? Что вообще происходит? Зачем я здесь?
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, а затем шагнула вперед.
Двери лифта закрылись автоматически сразу же за моей спиной. Стало тихо, как в склепе. Я огляделась – никого и ничего. Только огромные двери. Ну что ж, действительно, сложно заблудиться. Я сделала несколько шагов и, не найдя дверной ручки, просто толкнула дверь. Она с трудом поддалась, впуская меня внутрь.
Я не слышала, как он вошел и снял обувь, не слышала звука тихих шагов по темно-коричневому дереву. Темноту ночи в огромной гостиной слегка разбавляет зарево уличных огней, льющихся снаружи сквозь стекла. Он бросает взгляд на диван, останавливается, улыбается и медленно идет к нему. Подойдя, он молча смотрит, расстегивая запонку левого рукава рубашки, затем правого, после чего не торопясь расстегивает пуговицы рубашки, снимает её и небрежно кидает на низкий столик, выкладывает телефон из кармана и кладет на рубашку. Затем он опускается на колени, которые утопают в мягком, густом ковре и наклоняется – тихий и нежный поцелуй касается губ, и если бы не знать этого человека, увидеть эту сцену первой и единственной, можно с уверенностью сказать, что молодой парень без ума влюблен.
От поцелуя я просыпаюсь. Открыв глаза я вижу его лицо перед собой, и первые несколько секунд просто смотрю на него. Такое красивое лицо. Его красота не имеет ничего общего с красотой Белки, чья приторная смазливость порой сводит скулы. Его красота – генетический шедевр, идеальная геометрия форм, восхитительная симфония линий, которые перетекают из одной в другую так гармонично, словно были нарисованы легкой рукой Создателя в мгновение истинного вдохновения. С какой любовью он рисовал его, сколько огня вложил в серые глаза.
Забыть бы все, что я знаю о тебе и любить до конца жизни. Пока смерть не разлучит нас.
– Знаешь, я тут думала… – прошептала я. Он вопросительно вскидывает брови и улыбается, ожидая, что же я скажу ему. Я продолжаю. – Ты предлагал пойти с тобой. Говорил, что сможешь дать мне необходимые знания и научить всему тому, что дает «Сказка» не вылезая из постели. И вот мне стало интересно, как? Как можно повторить все это будучи абсолютно голыми?
Он тихо засмеялся, и я поймала себя на мысли, что этот смех… по нему я скучала больше всего. В нем столько силы и спокойствия, что я невольно верю – он может защитить меня от всего на свете. Кроме самого себя. Он погладил меня по щеке (это не страшно, после этого больно не бывает) и сказал:
– Чтобы напугать, унизить и сделать больно, совсем не обязательно забрасывать человека на территорию старого завода. Я могу показать…
– Не надо, – быстро говорю я.
Улыбка медленно гаснет на его лице, уступая место похоти. Только в его исполнении похоть бывает совершенной.
– Боишься? – спрашивает он.
Я киваю.
Он облизывает губы и смотрит на меня, перескакивая взглядом от губ к глазам. Между нами искрит, как пробитая проводка. Хочешь меня? – Хочу… Мы как будто танцуем, наши взгляды сплетаются в вальсе, где каждое движение глаз, губ, языка, становится столь ярким, что слов не нужно. Хочешь меня? – Хочу…
Его палец нежно гладит мою щеку. Он говорит:
– Хочу, чтобы ты боялась. Мне столькому нужно тебя научить… Ты будешь любить меня.
Он смотрит на меня и ласкает мое лицо.
– А ты? – спрашиваю я.
Он умеет быть таким нежным, как никто на всем белом свете, и сейчас рука, которая гладит мою щеку, красочнее любых слов признается мне в любви.
– А я, – снова блестящий язык скользит по губам. Мой похотливый щенок… – Я отдам тебе все, что у меня есть.