Выбежав из комнаты, я хлопнула дверью и прислонилась к ней спиной, словно там, за дверью, стадо голодных зомби.
Его жена – не вымысел, его жена реально существует и до определенного момента жила в этой квартире. Где она? Что с ней стало? И почему молодая супруга вот уже пятые сутки не появляется дома? Может, она уже кормит рыбок или червей? А может, лежит в одной из комнат, и совершенно не исключено, что по частям.
В этот вечер я не стала прятаться в комнате.
Я сидела за кухонным столом, когда входная дверь открылась. Я окаменела и, кажется, покрылась льдом. Зря я села спиной ко входу.
Он зашел, разулся, а затем последовала минутная пауза – он увидел открытую дверь его, а ныне моей, спальни. Он бросил беглый взгляд на остальные комнаты, гостиную и его лицо озарила легкая ухмылка. Он посмотрел в сторону кухни и неспешно двинулся туда. Он шел, бесшумно ступая ногами, словно хищник лапами – втянул когти, прижал уши, пригнул голову к земле. Он крался. Я напряглась и вслушивалась, не решаясь повернуть голову назад. Я не услышала, как он прошел коридор, как зашел на кухню, не услышала ни единого звука, когда он пересек комнату. Но почуяла тонкий, еле уловимый, армат парфюма. Прямо за моей спиной. Я закрыла глаза.
Рука отодвинула мои волосы, а затем губы, горячие, неимоверно нежные прильнули к позвонку у самого основания шеи – поцелуй – нежный, сладкий. Моя кожа мгновенно покрылась мурашками, соски затвердели. Еще поцелуй, чуть выше. И еще. Я втянула воздух, жадно, прерывисто, словно задыхаюсь. Его дыхание обожгло мою шею. А затем язык горячей, влажной лентой поднялся по моим позвонкам к самому основанию черепа. Я выдохнула, закусила губу. Его ладонь легла на мою шею, а затем большой палец нежно погладил меня. Я втянула шею, впиваясь пальцами в край стола. Куда же ты смотришь, эволюция? Почему худшие из твоих отпрысков столь прекрасны, так притягательны? Так уникальны…
– Привет, – тихо шепчу я.
Его рука не сжимает мое горло, он задумчиво гладит меня большим пальцем. Он зарывается носом в мои волосы и вдыхает мой запах. Его рука замирает… а затем другая рука обвивает меня, как змея и ложится на грудь, нежно сжимая её.
– Ну же… – шепчет он, – попроси меня…
– Подожди, – говорю я на выдохе (удар сердца, еще один, еще), провожу языком по губам. – Мне нужно поговорить.
– Да мы только и делаем, что разговариваем, – отвечает он и снова стискивает мою грудь. Горячее дыхание обжигает мою голову, спускаясь по волосам. – Проси…
– Нет, Максим, – говорю я и убираю его руку с моей груди.
Он замирает, и в это момент мне становиться жутко.
Что там творится в его голове? О чем он думает в эту секунду?
Секунды, медленные, липкие, тянутся, словно мед. Я ловлю свою панику за хвост, я тащу её обратно внутрь себя, чтобы не выдать – ни словом, ни жестом – бешеного страха, разливающегося внутри меня. С ним – как с собакой.
Рука нехотя сползает с моей шеи. Он вздыхает.
– Ладно, – говорит он, отодвигаясь от меня. Голос его, уставший и натянуто равнодушный, все еще звенит сталью. Он выходит из-за моей спины и появляется в поле зрения. Медленно обходя стол, за которым сижу я, он спрашивает. – О чем ты хочешь поговорить?
Всего несколько секунд, и его голос снова ласков и спокоен. Он подходит к холодильнику, открывает дверцу и достает оттуда банку «Колы». Я терпеливо жду, пока он повернется ко мне. Он поворачивается и поднимает на меня серые глаза.
– Я хочу домой, – говорю я.
Его лицо не отражает никаких эмоций, и пристальный внимательный взгляд продолжает смотреть мне прямо в глаза:
– Ну мы же это уже обсуждали?
– Максим, нельзя держать людей взаперти. Это незаконно.
Господи, что я несу? Незаконно…
– Как видишь, можно, – говорит он и тянет за колечко на банке. Она открывается с характерным щелчком и шипением.
– Максим, я не понимаю, что я тут делаю?
Он делает глоток, потом пожимает плечами, в знак того, что его искреннее удивляет, почему я не понимаю очевидных вещей: