– Моя девочка, – говорит он, посыпая меня поцелуями, – моя сладкая, нежная женщина, – его губы впиваются в меня, его язык скользит по моей коже.
– Отстань от меня, – шепчу я.
Он не отступает. Он отрывается от меня, но лишь для того, чтобы прошептать. – Не сопротивляйся, – короткий поцелуй, – я тебя не обижу. Сделаю хорошо…
Максим смотрит, как руки Белки нежно обвивают мое тело, скользят по нему. В его глазах больше нет ничего, кроме похоти. Они пусты, они с улыбкой смотрят, как губы Белки порхают по моему плечу.
– Максим… – умоляю я.
Он не слышит меня. Он любуется тем, как меня ласкает другой мужчина. Белка прижимается ко мне всем телом. Я дергаюсь, но его руки крепко вцепились в меня.
– Максим, убери его! – завываю я, почти срываясь на крик.
Максим улыбается. До него не докричаться. И я могу заорать во всю глотку, но он не услышит меня, потому, что это слишком тихо. Нужно громче. Нужно очень громко.
Я притягиваю к себе Максима, вцепляюсь в него, вжимаясь в знакомое тело, и касаюсь губами его уха:
– Ты будешь любить меня? Будешь любить, зная, что любая шавка, которая захочет меня, будет иметь мое тело в любое время, в любом месте, когда ей захочется? Будешь?
Тихий смех и горячее дыхание:
– Он не шавка. Он мне, как брат.
Я отодвигаюсь, я смотрю ему в глаза:
– А я, Максим? Я тебе кто?
Белка горячо дышит мне в затылок, а я смотрю в серые глаза, кусаю губы от отвращения. Максим смотрит на меня.
Максим просыпается.
Хватает Белку за руки, освобождая мое тело, отталкивает его и отводит меня в сторону.
– Эй, какого хрена? – возмущается Белка.
– Все, – говорит Максим. Тот смотрит на меня, переводит взгляд на Максима и умоляюще скулит:
– Ой, да брось… От неё не убудет.
– Нет, – повторяет Максим, и в его голосе наконец-то просыпается человек.
Белка смотрит на меня, и я вижу, как в одно мгновение вожделение превращается в ненависть. Он скалит зубы, изображая улыбку, до жути похожую на звериный оскал:
– Фокусник не всегда будет рядом, – шипит он.
– Язык прикуси, – рявкает Максим.
Белка бросает на него быстрый взгляд.
Позади нас слышаться шаги и голоса.
– Что, брат, зацепило тебя, да? – голос Белки злой, хриплый.
– Зацепило, – кивает Максим.
Голоса становятся громче. Белка смотрит на меня:
– Смотри, кровавая королева, – говорит Белка, – тебе с ним не только кровать делить…
– Белка, сука, закрой свой рот… – голос Максима звенит той знакомой сталью, от которой кровь стынет в жилах.
Белка смотрит на него, оскал сползает с пухлых губ, он кивает:
– Ладно, понял.
Но все же последний, полный ненависти взгляд, достается мне со свистом разрезаемой воздух плети.
Появились семеро – Егор, Низкий, Рослый и четыре девушки, лет на пять моложе меня. Девушки весело смеются над чем-то, о чем по секрету рассказывает им Низкий. Они перешептываются, они бросают друг другу незатейливые фразочки, делятся впечатлениями и несут чушь, хохоча друг над другом. Подружки. Возможно с детства. Уже сегодня ночью эта дружба закончится, и не только по причине смерти троих из них. Просто в «Сказке» дружбы нет. Здесь она умирает, потому что здесь каждый – сам за себя. В «Сказке» нет общих счетов – все до предела индивидуально.
Меня трясет. Меня колотит. Максим бросает на меня быстрый взгляд и закрывает своим телом. Белка тоже видит это и принимает все внимание на себя – сверкнув зубами в обрамлении восхитительных губ, он выпрямляется и шагает навстречу дамам. А я смотрю на них и думаю только об одном – вот идут три трупа и одна калека. Девушки восхищенно сверкают глазками, девочки краснеют и опускают ресницы – Белка, и правда, чертовски хорош. Белка высок и изящен, у Белки светлые вьющиеся волосы и длинные ресницы, у Белки хрустальные глаза и ровные зубы, у Белки внутри яма и она доверху заполнена ядовитыми змеями. Белка сочится ненавистью. И не потому, что вы её заслужили, а потому, что он в совершенстве постиг только это умение – ненавидеть до смерти.
Максим нутром чувствует мою истерику. Он поворачивает голову и еле слышно шепчет:
– Ляпнешь хоть слово – я тебя ударю.
Я киваю и трясусь. Я смотрю, как обхаживает девушек Белка, как вьется возле них Низкий, как отрывает от пола глаза Молчун, становясь Егором. Я чувствую, как по рукам струится теплая кровь – я отправляю вас на смерть, я смотрю, как вы идёте на плаху, я знаю, что будет с вами… знаю и молчу. Простите меня, девочки! Простите, но я тоже хочу жить, и эта сволочь, что прикрывает меня своим телом, тысячу раз прав – моя жизнь мне гораздо дороже, чем четыре ваши. Мои руки по локоть в крови, я ненавижу себя. Я не могу дышать. Упираюсь лбом в плечо Максима, закрываю глаза и слушаю своё истеричное, рваное сопение.