Я отошел в глубь залы и оказался перед столиком, на коем лежал раскрытый фолиант. Невзначай я заглянул в него. Печатный том семнадцатого века. Взгляд выхватил отдельные слова, не позволявшие судить о книге. Я захотел узнать название, стал перелистывать страницы и тут почувствовал, что кто-то смотрит мне в затылок. Вздрогнув, я обернулся. За моей спиной стоял немного запыхавшийся хозяин. Видно, меня он заприметил у окна, сам оставаясь незамеченным, и подоспел немедля, чтобы не дать мне одному расхаживать по дому. Через парадный вход могучими прыжками вбежали оба пса.
Старик, по своему обыкновению, безмолвно впился в чужака глазами. Он словно ждал, что я рассыплюсь в благодарностях и распрощаюсь. Так, видно, мне и следовало поступить. Но вот что странно: эта мысль и в голову мне не пришла. Я вдруг смешался. Промямлил, что превосходно выспался, что у него на редкость гостеприимный дом и прочее все в том же роде. Он не ответил, ожидая услышать нечто более осмысленное. Я спросил, где умывальная. Безропотно-учтивым жестом он указал мне на окно. Это означало, что я могу умыться у колодца перед террасой. Ему определенно не терпелось от меня отделаться. Но я-то и не думал уходить. Даже не знаю, что на меня нашло: моими мыслями и утренним настроем овладел порыв, который трудно было объяснить одним природным любопытством. Заставить отступить меня не в силах были ни риск, которому я подвергался, оставаясь в чьем-то доме, ни правила приличия; а соблюдать их я полагал своим первейшим долгом. Все было так, как будто я очутился в саду Армиды, да только шиворот-навыворот. Неудивительно, что дом неодолимо притягивал к себе. Гораздо больше удивляло, что это притяжение как будто выражалось в отчетливом призыве. Иное дело откуда — от кого иль от чего — он исходил.
Без лишних слов я подошел к двери, послушно направляясь, как указал хозяин, к колодцу. Ружье я прислонил в углу, еще войдя сюда. Хозяин молчаливо кивнул мне на него; я не ответил и продолжил путь. Тогда, шагнув к порогу, он осторожно взял меня под руку и улыбнулся во второй раз (ежели первый мне не пригрезился), затем с холодной вежливостью произнес:
— Сударь, следуя старинному обычаю семьи, я с превеликою готовностью вам оказал бы всеразличную и долговременную гостеприимность, в которой вы испытываете немалую нужду. Однако ж, по множеству причин, я не имею к тому возможностей. Сие не означает, — прибавил он поспешно, — что вам немедля надлежит покинуть дом. И все же я просил бы, сударь, объявить мне, как долго вы у меня намерены пробыть.
Недостаточно высокопарным для этакой оказии слог старика назвать было нельзя. И вообще его манера выражаться напоминала речь человека, не привыкшего помногу говорить и целиком оставшегося в том времени, когда он прибегал к такому способу общения. В продолжение всей этой затейливой тирады хозяин недовольно морщился, как будто чувствуя, что говорит чрезмерно или чрезмерно мало; иные заведенные на этот случай обороты он выводил с особой неуверенностью. В выговоре старика сквозили неуловимые приметы завидной родословной и недурного воспитанья девятнадцатого века.
Как бы то ни было, сказанное им не допускало возражений. Помявшись, я ответил, что не намерен злоупотреблять его гостеприимством. Довольно беззастенчивое заявленье, если вспомнить, каким манером я проник в его жилище. Учитывая мое теперешнее положение и ту опасность, которую оно по-прежнему таило, я должен был остаться в доме еще на некоторое время. Уклончивый ответ. Нетерпеливо повернувшись, старик учтиво заключил:
— Словом, сударь, я полагаюсь на вашу деликатность.
Крайне смутившись, я сбивчиво пообещал, что сделаю все от меня зависящее. Но он уж направлялся вместе с псами к внутренней двери и вкоротке исчез.
Глава шестая
Я вышел и, воду зачерпнув ведром, напоминавшим больше решето, умылся. Затем с беспечным видом принялся слоняться возле дома. Коль скоро завтрак здесь, как видно, был не принят, я совершенно беззастенчиво добыл себе немного пропитания с отяжелевших веток дикой яблони.
Все это время меня не покидало ощущенье, будто за мною пристально следят. Однако в окнах было пусто, да и без жалюзи они не очень-то годились для скрытной слежки. Внезапно гулко хлопнула одна из ставен, какая именно — я не успел заметить. Я мигом вспомнил о недавнем происшествии. Опять незримая рука? Но чья? На этот раз, пожалуй, старика, хотя едва ли там, за дверью, был тоже он. Все это вполне вязалось с его привычкой появляться неожиданно. Я вряд ли ошибался, когда решил, что в залу он вошел снаружи. Но кто же в этом случае открыл мне утром дверь? Кто, как не он? А если в доме есть другие обитатели, то почему они так тщательно скрываются? Ничтожный этот случай вновь вызвал у меня обилие догадок, о коих умолчу.