Следующий экзамен был через два дня, и Нина Григорьевна сказала:
— Собирайся, поедем на дачу, там Куприян Михайлович заждался.
Она не понимала, что говорит. Как это можно бросить в Москве Никиту и поехать на дачу? Он ведь не только будет с утра до вечера голодным, он под машину попадет без Музы.
— Завтра вывесят результаты, — сказала Муза, — может быть, вместо дачи нам с Никитой придется ехать домой.
Такое вполне могло случиться, Муза не витала в облаках.
Среди поступавших были такие, кто в третий и четвертый раз пытали свое счастье. Муза видела их работы: способные, умелые ребята. Ходили, конечно, слухи, что половина мест уже абонирована разными «детками». Но Муза эти слухи отметала. Она знала: любую «детку» можно так поднатаскать за деньги, что никакой талант рядом с ней не одержит победы. Никакой талант, не зная законов композиции, не набив в ней руку, выполнить ее на экзамене не сможет. Это в приемной комиссии хорошо знали и не случайно вынесли композицию первым экзаменом. Вообще все здесь хорошо было продумано. Не унижают, например, завалившихся двойками, просто не вставляют их в следующие списки: нет вас в списках, и шагайте, убогие, отсюда с богом. Но Муза не пошагает, она сходит к ректору института и в министерство. «Хорошо придумали, — скажет, — только некому вас было вывести на чистую воду! Сейчас я этим займусь». А ей в ответ: «Что вы! Что вы! Все правильно, все законно!» Но ее они не собьют: «Хорошенькая законность. Значит, талант из колхоза, совхоза или из маленького городка к вам никогда не пробьется? Где он сможет обучиться композиции? Подумайте сами: если у человека по композиции, живописи и рисунку пятерки, чему вы его будете учить пять лет?» Но это беспокойство не о себе, они-то с Никитой поступят, ведь сам Володя обучал их композиции.
— Я так ждала тебя, хотела услышать, как вы там все живете, — говорила Нина Григорьевна, — а ты приехала, и как будто тебя нет.
— Бабушка, — возмутилась Муза, — ну как ты можешь такое говорить! Разве ты не понимаешь, что такое вступительные экзамены?
— Почему же не понимаю? Очень даже хорошо представляю, что это такое. И все-таки нет таких экзаменов, которые были бы выше и главней самой жизни.
Не понимали они друг друга. Не понимала Нина Григорьевна, какую непреодолимую преграду возводит, когда говорит внучке: «Поговори со мной». О чем? Разве можно с кем-нибудь откровенно поговорить о Никите? Даже с Аленой не поговоришь. Даже Алена, считающая себя современной, раскрепощенной, свободной от всяких предрассудков, и та считает, что Никита «тяжелый случай». Все хотят чего-нибудь легкого. Чтобы ей, Музе, было легко.
— Тамила не понимает, что дети живут завтрашним днем и редко оглядываются. Она ждет от вас благодарности. А вам, конечно, не до нее, — говорила Нина Григорьевна, решив на этот раз сама развернуть разговор, а не выпрашивать его у Музы. — У вас у каждого свои дела и замыслы, а мать в вашем представлении — приложение к дому.
Воссоединившись с Куприяном Михайловичем, бабушка очень изменилась. А может, это на нее Москва так подействовала? На вид стала мягче, приветливей, а суждения твердыми и косными. Говорила:
— Я бы на месте Тамилы все сейчас перевернула бы в вашей жизни. Хватит, сколько можно нянчить и опекать вас. Теперь вы, дети, должны о ней заботиться. Она должна быть вашим ребенком.
Такой бабушке невозможно открыть свое сердце. Она до сих пор помнит ту коробку гуаши, которую внучка подарила Никите. Усвоила прочно и навсегда: мальчик должен провожать девочку до дома. Мальчик, если уж пригласил, должен купить билет в кино. Мальчик должен защитить девочку, если, не дай бог, навстречу какой хулиган. Могла ли Муза ей сказать: «А вот у нас все наоборот, я его провожаю, я плачу за билеты, обеды, за краски и кисти, и я же заслоню его собой, если случится какая-нибудь беда». Не могла она сказать ничего подобного, поэтому отмалчивалась.
Вечером она собралась в общежитие. Никита не звонил, лежит там больной, несчастный, и никто не знает, как ему плохо. Но тут приехал с дачи Куприян Михайлович, привез ягод, овощей, стали готовить салат. Муза есть его не стала, сказала, что поедет в общежитие, Никита, кажется, заболел. Нина Григорьевна вскинулась: «И я с тобой». Мало бабушки, так и Куприян Михайлович тоже вызвался сопровождать: «Все равно надо перед сном прогуляться». Такой вот эскорт. Муза потыкалась туда-сюда, попробовала от них увернуться, но ничего не получилось. Пришлось отказаться от поездки.