— Пожалуйста, если не затруднит.
— Девица. Живу одна. Мать вышла замуж, и мы разменяли квартиру.
Игорь смутился, а она засмеялась. Он же не знал, куда деваться от смущения. Превозмогая себя, спросил:
— Вы со всеми такая откровенная?
На что получил короткий и четкий ответ:
— Нет.
Степкину, который доверчиво вышел к нему и даже не спросил, в чем дело, так надоели ему все эти вожатые и воспитатели, Игорь строго сказал:
— Пошли.
Степкин молча пошагал рядом. Шел и, наверное, ждал, когда этот вожатый начнет свою речь. Но вожатый ничего не говорил, только, когда вышли за территорию лагеря, спросил:
— Почему молчишь?
Степкин, возможно, струхнул: темень, вожатый из чужого отряда куда-то его ведет да еще ждет каких-то слов.
— А о чем говорить?
— Ну хотя бы о том, зачем ты летом находишься в пионерском лагере, а не где-нибудь в другом месте?
Вопросик был сложный, Степкин еле его осилил. Долго молчал, но ответил исчерпывающе:
— Путевку дают бесплатную папе на работе.
— Дают папе, а едешь ты. Что же тебе нравится в лагере?
— Все нравится.
— И линейка, и мертвый час?
Тяжело было Степкину, не понимал он, чего от него добиваются.
— Все нравится, — повторил он.
— А что больше всего?
И толстый честный Степкин, не чувствуя в вопросе никакого подвоха, ответил как на духу:
— Танцы.
Ответ обескуражил Игоря: чего он прицепился к этому мальцу, что хочет ему внушить? Танцевать надо красиво, культурно? Нельзя так плотоядно прижиматься к партнерше? А Степкин спросит: «Почему?» — «Потому что рано, неприлично, нельзя!» — «А с какого возраста можно?» — спросит Степкин. Тема сама собой закрывалась, становилась запретной.
— Я ведь чего тебя позвал, Степкин. Хочу один совет дать, поскольку ты себя со стороны не видишь.
Степкин не замедлил шага, но Игорь почувствовал, что прислушался. Теперь только бы не спешить, не смазать смысл и не обидеть человека.
— Ты заметил, что девочки неохотно идут с тобой танцевать?
Вот тут Степкин остановился, голову в плечи втянул и такую вот, втянутую, поднял вверх, впервые посмотрел на Игоря.
— Почему они так? Как ты сам думаешь? — продолжал Игорь.
— Потому что я малорослый, — с трудом и только потому, что кругом было темно и никто их не видел, ответил Степкин.
— Малорослый! Подумаешь! Разве ты один такой?
— Я еще на них днем дразнюсь, — выдвинул Степкин и эту причину.
Вот тут надо было ловить момент, помогать Степкину, помогать ему, пока он верил.
— Нет, все не то, — отверг его объяснения Игорь, — они не хотят с тобой танцевать, потому что ты толстый. Толстые плечи, спина и зад. Понимаешь?
Степкин кивнул, понял.
— Не переживай, — сказал ему Игорь, — это поправимо. Ты не пробовал похудеть и подрасти?
— Пробовал.
— И что?
— Не получилось.
Они шли обратно. Игорь рассказывал, как худеют, как иногда от одного похудания человек прибавляет в росте. Степкин тоже что-то говорил. Голоса их звучали тихо и согласно. На танцевальной веранде по-прежнему гремела музыка. Варвара шагнула к ним из темноты.
— Что все-таки случилось, — спросила, — если не секрет? Куда вы делись? Я тут волновалась.
— Секрет, — ответил Игорь.
Потом, когда весь лагерь спал, они с Варварой вернулись сюда, на веранду.
— Я сегодня твоего Степкина начал воспитывать, — сказал Игорь, — кажется, вовремя ухватил. Из него прямо на глазах формировался самый противный мужской тип — бабник.
— Ух ты, — Варваре хотелось дурачиться, танцевать, петь на два голоса, а не вести серьезный разговор о Степкине, — скажи пожалуйста, какой воспитатель. Так знай: бабники не формируются, а сразу рождаются. Готовенькими.
— Такие познания? Откуда бы?
— Оттуда, откуда и у тебя.
— Неужели тоже очень умная?
— Представь себе. Плюс педагогические способности, может быть, даже талант.
— А у меня без «может быть», талант, и все, — сказал Игорь.
— Не смей меня влюблять в себя, — приказала она.
— А ты не смей со мной спорить. Женщину украшает кротость.
— Знаешь что? Я, пожалуй, не буду в тебя влюбляться. Меня мама всю жизнь воспитывала, дай передохнуть.
— Давай объединим усилия и будем воспитывать танцплощадку. Пусть дети танцуют, как дети.
— А где мы возьмем такие танцы?