Она меня ужасно раздражала. Казалось, что именно она - хозяйка положения. И какое-то чувство, закостенелое, словно впечатывается в тело навсегда, вызывало приступы мучительной ненависти.
Я заметила, что хоть душа и поменялась, но чувства к какому-то Уолтону остались. Каждый раз, когда кто-то произносил его имя, внутри все переворачивалось. И откуда-то из глубин души поднималась невероятная теплота. Девушка, в чье тело я попала, любила этого Уолтона. Да так сильно, что она ушла, а чувства остались.
А еще я чувствовала ее ненависть. Ненависть к мачехе, ненависть к сводному брату с гадкой улыбкой и ненависть к тем, кто отнял ее у него.
- К сожалению, Венсан Уолтон погиб в первом же бою, - прочитала я письмо, которое вручил мне поверенный. Мне было все равно, но той, в чье тело я попала, видимо нет. Сердце резануло такой болью, что мне пришлось сесть.
И опять вокруг забегали слуги, суетясь и натыкаясь друг на друга.
Я решила больше не думать о Уолтоне, и сделать свое поместье самым процветающим.
Даже если вдруг на твою голову упали огромные деньги, это не повод транжирить их направо и налево. Панический ужас, что деньги вдруг кончатся, вызывал у меня приступы неконтролируемой паники.
И я оказалась права.
Дела у Эмили шли из рук вон плохо. Поэтому слуги отказывались показывать мне эти книги под любым предлогом.
Но я добилась своего, и о, ужас!
Оказывается, что от состояния, которое осталось Эмили от отца, остались жалкие крошки. Все было разворовано, спущено на наряды и безделушки. Одних платьев я насчитала больше двухсот. И это при условии, что одно платье стоит, как целый автомобиль, в переводе на наши деньги.
К ужасу слуг, я запросила все конторские книги, изучая доходы и расходы, съездила в город, узнала цены, поняла, что меня бессовестно обманывают собственные слуги, завышая цены на питания.
Была уволена старая экономка. Она наэкономила себе на приличный коттедж.
Я решила вести дела сама. И это было поначалу непросто.
Во мне вдруг проснулась экономная хозяйка, которая тут же стала наводить порядки.
Предыдущая владелица тела относилась к деньгам очень легкомысленно. И тратила направо и налево! Но я взялась за дело с умом, чтобы вернуться к тем цифрам, которые мелькали в самом начале.
Первым делом я перебрала гардероб и сдула раздутый штат слуг, переувольняв большую их к чертям собачьим.
Я продала часть бессмысленных украшений и платьев, понимая, что спокойно обойдусь десятком. Перестала ездить на все балы подряд, видя, какие суммы просто улетают на приготовления и наряды!
Потом вспомнила про то, как хотела иметь несколько квартир, чтобы сдавать их в аренду. Я выкупила несколько доходных домов, отремонтировала их, и они тут же были заселены, чтобы исправно платить мне ренту.
Я умудрилась выкупить несколько деревушек у проигравшегося в карты соседа. И люди готовы были целовать мне юбку, когда я снизила им ренту. Они привезли с собой еще и родственников, которые стали работать на полях.
Я заметила, что аристократам плевать на их деньги. Они даже не задумываются о том, сколько их осталось! Но я познала прелести голодного обморока, поэтому решила не уподобляться им.
Я узнала о том, что где-то за усадьбой есть огород. Когда я пришла туда, пришлось поднимать юбку чуть ли не до подмышек. Две гниющие прошлогодние тыквы воняли так, что у меня голова кружилась. А те, кто обязаны были возделывать землю, валялись пьяные и не вязали даже лыка.
Я быстро кышнула их, и взяла несколько крестьян, которые распахали мне все и посадили овощи и … магические травы, которые продавались магам.
И вот, буквально две недели назад, я увидела, что циферка приближается к той, которая была изначально!
Это стоило мне огромных трудов, а мачеха тем временем таскала мне всяких альфонсов, которые мечтали приложить руку к моему хозяйству.
- Ладно, - выдохнула я, понимая, что ожоги, натертые кружевом, начали гореть. - Даже если это яд, то… Хотя, не в интересах мачехи травить меня.
Осторожно поднеся к губам зелье, я сделала глоток, чувствуя какой-то травяной привкус с горечью. Маленький глоток заставил боль немного утихнуть. И я, осмотревшись, выпила все до капли.
Прошло минут пять, а боль стала стихать. Я впервые подумала о мачехе с благодарностью. Но что-то внутри противилось, словно кричало: “Она - ужасный человек!”.