Я знала это. Он меня убедил. И все же я боялась. Что станется со мной, когда шедевр из алебастра будет закончен? Какую роль Гленн уготовил мне на будущее?
Отступив назад, я высвободилась из объятий Гленна, отвернулась, чтобы не видеть темного пламени, горящего в его глазах, и торопливо пошла прочь. Похоже, сейчас необходимость побега приобретала первостепенную важность.
Он перехватил меня у выхода из галереи, и я заметила, что настроение его внезапно изменилось. В каком-то странном возбуждении он закружил меня по длинной галерее — мимо панелей, на которых были вывешены картины, вглубь помещения. Когда мы оказались в самом темном углу, он стал целовать меня, сначала нежно, а потом более требовательно. Я уступила и вернула ему поцелуй. Мои сомнения не рассеялись, опасения не исчезли, но, оказавшись в его объятиях, мне уже не хотелось думать о будущем. Это не имело никакого значения.
— Мы поженимся перед тем, как я отвезу тебя домой, — прошептал он мне на ухо. — И сделаем это без всякого шума. В «Высоких башнях» сейчас нет никого, кроме моей тетки Номи, поэтому мы сможем провести там наш медовый месяц. И я начну работать. Я хочу показать тебе наше озеро и холмы. Наступает зима, и ты нигде в мире не увидишь ничего более красивого, чем Серые камни, когда они покрыты снегом. Ты ведь выросла в Калифорнии, а значит, никогда не видела настоящей зимы.
Я притихла в его объятиях.
— Ты вовсе не обязательно должен жениться на мне, если я нужна тебе просто в качестве модели, — возразила я. — Я и так поеду с тобой в «Высокие башни». И буду позировать тебе там. Нет никакой необходимости…
— Необходимость есть, — возразил Гленн и прижал к себе мою голову, погрузив длинные пальцы в волосы.
Зачем тебе выходить замуж? — шептал мне внутренний голос. Зачем отказываться от своих надежд? Но я не хотела прислушиваться к нему. У меня не было никаких шансов снова встретить того, о ком я мечтала все эти годы. Так почему бы не начать новую жизнь?
Я слушала сильные удары мужского сердца и начинала испытывать какое-то странное чувство: то ли нежность, то ли страх.
— Только не подумай, что я покупаю тебя в качестве модели, любимая, — сказал Гленн. — Ты для меня — ответ на многие вопросы. Ты олицетворяешь свободу, спасение, успех — все. Я не могу не стремиться навсегда связать с тобой жизнь.
Какие странные слова он использует: «свобода», «спасение», удивленно подумала я. Надо будет расспросить его об этом. Но эти мысли тут же улетучились у меня из головы.
Разумеется, Гленн не ответил бы на мои вопросы. Он намеренно не рассказывал мне ничего, чтобы не спугнуть. А я радостно поддалась на его уговоры и, словно мотылек, летящий на пламя свечи, бездумно бросилась навстречу своей судьбе.
На этот раз я не испытывала ощущения головокружительного взлета, и мне показалось, что это настоящая любовь — такая, какой она и должна быть. Я готова была подарить себя тому, кто так нуждался во мне. То, что я только даю, а Гленн только принимает мой дар, не смущало меня. Я убеждала себя, что такое случается часто, и никто еще не пострадал от этого. А главное, что это гораздо лучше, чем моя первая мучительная любовь, которая никому не была нужна.
Я искренне желала дать Гленну все, в чем он нуждался, и в то же время освободить его от всего, что мешало ему работать. Я убеждала себя, что именно это он подразумевал под «свободой» — способность работать, вернуть прежний талант, который дал бы ему утраченную уверенность в себе и возможность самореализоваться. Разумеется, я и сама хотела получить свободу — освободиться от мужчины, который однажды держал меня в объятиях, позволил рыдать у него на плече, а потом спокойно, но твердо выбросил меня из своей жизни.
На мою просьбу об увольнении в музее отреагировали очень спокойно, и последующие несколько дней пролетели в головокружительной спешке. Гленн не собирался ждать, поэтому у меня было очень мало времени на подготовку к свадьбе. Он же, видимо, с легким сердцем переложил все заботы о галерее на плечи своего помощника, так что дело было только за мной.
Мы поженились в скучной обыденной обстановке муниципалитета, но Гленн был таким веселым, оживленным и энергичным, что это событие стало для меня праздничным. Я чувствовала себя подобно воздушному змею, который, оборвав путы, устремился в небо. Мысли о будущем стали моей единственной заботой. Казалось, с прошлым было покончено навсегда.
Я написала матери длинное восторженное письмо и получила в ответ короткую записку с поздравлениями — она уже не могла писать длинные письма. Тетя приписала к этому посланию еще несколько милых теплых слов, и таким образом я получила семейное благословение.