Запатентовать и никому не давать пользоваться, чтобы оставаться единственным главой, которому не надо делиться силой с супругой. Уже представляю заголовки утренних газет. Нет, газеты — пустяк, куда приятнее завистливые взгляды других глав, особенно женившихся ради этой власти.
Пошатываясь, двинулся к двоившемуся и вообще смутно видному в темноте парадному крыльцу: портальный узел надо забрать для демонстрации коллегам (главное, жену при этом случайно не вытащить). Центральная дорога из мраморных плит самым подлым образом пыталась уползти из-под ног. Ничего, скоро наведу здесь порядок, я же глава. И самое прекрасное: никто не будет мешать советами, спорить о цвете обоев и мебели. Кра-со-та!
Только почему-то паршиво.
И в проткнутое ухо будто кто-то дул. Накрыл его ладонью. Дорожка опять попыталась уползти. В темноте сада послышался истошный крик, дребезг, хруст. Развернулся на звук и чуть не столкнулся с чем-то бежавшим мимо. Это оно орало. Просто я его, похоже, плохо слышал.
— Стоять! — Я пошатнулся. — И свет!
По бокам дорожки загорелись два гриба-светильника, отчего тьма вокруг нас сгустилась. Вопли и грохот сменились невнятными всхлипываниями. На дорожке обильно зеленели выдранные травинки. Или выпавшие.
— Ко мне, — велел я хныкающей темноте.
Там появились смутные очертания двухметрового вертикального бревна. Двоясь, оно медленно выползало на свет, отразившийся в огромных, с тарелки, глазах. В этих несчастнейших глазищах стояли слёзы. На тощем древесного цвета теле вместо огромной копны торчали несколько клочков травы, словно Дуся не трёхсотлетний дух, а новорожденный.
Кто ощипал моего саддуха? Кто это урод, позарившийся на святое?
Как злодеи смогли пробраться в мой дом?.. А, я же сам его открытым оставил.
— Кто посмел? — Пытался разглядеть Дусю: кажется, саддух был чем-то измазан.
Дуся затрясся тощим тельцем и, лихорадочно указывая в сторону, попискивал и похныкивал. К сожалению, говорить хранители садов не умели. Но подозреваемых в этом издевательстве над исчезающим видом немного: соседи из разбогатевших коммерсантов.
Да, точно эти: без родовой магии завести саддухов сами они не могли, вот и обращались к длорам в затруднительном положении, даже ко мне пару раз, уж больно им Дуся статью приглянулся: двухметровый, травянистый, с целый стог сена… был.
— Изверги! — Душа наполнилась жаждой праведной мести, стукнул кулаком в грудь. — Лично злодеев ощипаю.
Но где их искать?
А ведь дочка коммерсантов Сомсамычев, живших через два имения от моего, пыталась подёргать Дусю за травяную шкурку, и когда я запретил, объяснив, что саддухи от прикосновений незнакомых людей нервничают и лысеют, девочка (десять лет ей, не ожидал такой несознательности) разрыдалась, родители вопили «Этожеребёнок!» и, кажется, смертельно обиделись, что я не дал их чаду трогать Дусю. Неужели это их месть?
Похныкивая, Дуся указывал трёхпалой лапой в темноту. Коварные злоумышленники ещё здесь? Тогда я с ними разберусь.
Закатывая рукава, решительно направился во тьму.
Споткнулся обо что-то.
Ещё более решительно выкорчевал гриб-светильник и, выставив вперёд, пошёл разбираться со злодеями.
Свет выхватил из тьмы осколки чего-то белого, руки, ноги. Не сразу сообразил, что это статую так размолотили. Кусты вокруг остались целыми, только белой пылью припорошены. А на низенькой травке газона — пучки длинных травинок.
Сердце заныло. Скомкав на груди рубашку, развернулся к Дусе и восхищённо произнёс:
— Ты сопротивлялся до последнего.
Голова Дуси дёрнулась, из глазищ размером с тарелки закапали слёзы. Дуся отчаянно закивал.
— Бедный мой малыш. — Отложил гриб, обнял похожее на бревно тело, которому едва доставал до груди, похлопал по узкой спине. — Не бойся, больше я тебя в обиду не дам.
Дуся растроганно поскуливал. Ещё раз его похлопав, я высвободился из жёстких объятий и подхватил гриб. И чем дальше шёл, тем трезвее становился: да тут случилось настоящее побоище! Дуся бегал вокруг дома и отбивался от преследователей. Я знал, что саддухи сильны, но не думал, что настолько, особенно мой — он отличался тонкой душевной организацией, нервностью и миролюбием.
Утешало то, что в погоне за несчастным Дусей злодеи разнесли понатыканные мамой уродливые статуи, от которых я не решался избавиться: всё же мамин подарок, а она умеет делать жизнь невыносимой. Но не теперь, когда я полновластный глава! Довольно усмехнулся. Руки потереть мешал гриб.
Всучил гриб Дусе и потёр ладони друг о друга: жизнь налаживается.