— Я работал у Северного моря, где шельфы.
— Шельфы. — Голос Брадлоу вдруг прозвучал как-то безжизненно. — Шельфы... шельфы... шельфы-эльфы...
Неожиданно он рассмеялся, отчего Джорджа всего передернуло, и он крепче прижал к груди кремневое ружье.
— У меня был дружок, — сказал Брадлоу. — Зверь, а не человек. Знаешь, что с ним сталось? — Он выдвинул вперед нижнюю челюсть. — Живьем сожгли. Эти гнусные дикари сожгли его живьем. Так что не говори: «Так же, как и ты».
Брадлоу опять злобно уставился на Джорджа, и тот отвернулся, чтобы вынуть из небольшой кожаной сумки отвертку, лоскуты и ершик, собираясь заняться чисткой.
— Так сколько нам лет, мальчик?
Джордж крепче вцепился в ружье. Он прекрасно знал, что агент в Салеме говорил Брадлоу, сколько ему должно быть лет.
— Шестнадцать, — произнес он.
Брадлоу медленно покачал головой, сложив губы в омерзительную пародию поцелуя.
— Ах ты, красавчик! Но мне что-то не верится. А почему, как думаешь? — Неожиданно он приблизился к Джорджу. — Ну ничего, приятель. Я первый раз убил человека в четырнадцать. Молод ты еще, но у тебя получится.
Брадлоу резко поднялся и подошел к меху с водой. Выпил немного, потому что воду приходилось экономить. Джордж с облегчением выдохнул и положил ружье на колени. Затем он сунул шомпол назад под ствол, отвинтил затыльник и, осторожно отодвинув огниво, провел ершиком по запальному каналу и спусковому устройству, чтобы убрать маслянистый черный порох.
Брадлоу растянулся на одеяле у огня, вместо подушки положив под голову скрученное пальто. Несколько минут он молчал, но, переведя взгляд на лежащего на спине человека, Джордж заметил, что в его глазах тускло отражается сияние углей в очаге.
— Шапку, — сказал Брадлоу, ткнув пальцем в голову Джорджа. — Ты все время ходишь в шапке, а здесь жарко, как в преисподней.
— Я никогда ее не снимаю, — пробормотал Джордж.
— Сними.
Джордж стянул шапку, но голову наклонил ниже, чтобы лицо оставалось в тени. Все прошедшие дни Брадлоу на него почти не смотрел, но теперь парень чувствовал, что напарник уперся взглядом в его макушку.
— Я знаю песню, которую ты напевал. Где-то я ее уже слышал, не помню только где. — Наступило молчание, а затем Брадлоу вновь заговорил, размышляя вслух: — Эти колонии меня вконец измочалили. Ни улиц, ни городов, как у нормальных людей. На западе у них никакого тебе мыса Лендс-Энд, которым оканчивается старая добрая Англия. А все леса, да скалы, да опять леса. Кого хочешь с ума сведет. Так и свихнуться недолго. Слишком много места и слишком много света...
Его голос постепенно затих, и, бросив на Брадлоу осторожный взгляд, Джордж увидел, что глаза его уже закрыты. Вскоре послышалось дыхание человека, спящего с приоткрытым ртом, — легкое, влажное похрапывание, и обе половинки рассеченной губы подрагивали в такт каждому вздоху. Только когда напарник спал, Джордж чувствовал себя в относительной безопасности, но и тогда он постоянно следил за спящим.
Когда он был еще совсем маленьким мальчиком, его отец — или тот, кого он считал отцом, потому что этот человек иногда делил постель с его матерью, — держал бойцовую собаку. Животное было небольших размеров, но с крупной головой. У собаки были крепкие мускулы с натянутыми сухожилиями и связками, поверх которых виднелись шрамы от бесконечных боев в подвалах и на рингах. Пес чаще всего молчал, никогда не лаял и никогда не предупреждал, когда нанесет удар. И Джордж, которому в ту пору было всего пять лет, по ошибке принял такое тихое поведение за добродушный нрав. В одно мгновение икра мальчика оказалась оторвана от кости, и большая часть мышцы повисла, как выловленная треска. Понадобилось два человека, чтобы отбить его у собаки, и, несмотря на страшную боль, у Джорджа осталось обрывочное воспоминание, как он смотрит на зияющую рану и припоминает, что за несколько секунд до нападения пес лизал его руку. Джордж умер бы от потери крови, если бы не помощь отца, человека опытного и умелого в деле зашивания собачьих ран. Мышца полностью приросла, но у мальчика остались длинные шрамы на ноге и постоянное недоверие к тихим, слишком спокойным собакам.
Джордж нарочно собрал ударно-спусковой механизм не до конца, чтобы из ружья нельзя было выстрелить, и осторожно поставил оружие у стены. Угли то вспыхивали, то гасли, отбрасывая глубокие тени вокруг, дыхание Брадлоу стало ровным и размеренным. Аккуратно, чтобы не скрипнуть ручкой, Джордж взял фонарь, встал и бесшумно подошел к окну. Здесь он поднял фонарь повыше, прижав лицо к стеклу и высматривая хоть какое-нибудь движение во дворе. Только сейчас он приступил к своему заданию — своему истинному заданию. И хотя он много дней провел с Брадлоу — чистил ему оружие, варил еду и караулил, — нужно было дождаться именно этой минуты, когда Брадлоу глубоко заснет.