— С севера, точно. И было холодно, ужасно холодно, — подтвердил Джон.
Марта слышала, как он засопел, почти заплакал при этих словах.
Роджер промычал что-то успокоительное, а Джон попросил прерывающимся голосом:
— Расскажи. Расскажи эту историю. Я ее так люблю.
Он вновь звонко икнул и что-то промычал.
— Обе стороны, король и парламент, — начал Роджер, — сошлись друг против друга к западу от деревни Эджхилл. Королевская армия расположилась на холме, а войска парламента — пониже. — На последних словах Роджер запнулся и громко хлебнул из чашки. — Солдаты с каждой стороны были одеты в свою полковую форму — одни в синюю и красную, а другие в красно-коричневую. Впереди каждой армии несли знамена, как будто на снегу расцвело поле турецких цветов. Шотландцы, а с ними и твой отец, выступали за английский парламент, а валлийцы и солдаты Корнуолла — за короля. Те, что за парламент, первыми дали пушечный залп, но вскоре племянник короля, принц Руперт, бросился со своей кавалерией с холма в самую гущу войск противника и рассеял его, обратив в бегство аж до Кайнтона.
Тут раздался взволнованный голос Джона:
— Но роялисты не стали преследовать бежавших, гнусные трусы! Вместо этого они разграбили город, не желая развернуться и продолжить наступление. — Он расхохотался, ударив по столу кулаком. — А вот парламентские двинулись на противника, Господь свидетель! Так ведь? — И он вновь грохнул кулаком по столу, как будто Роджер с ним спорил. — И вот тогда уже бились врукопашную, сабля на саблю, и руки-ноги летели в разные стороны, и кровь лилась вокруг, как из французского фонтана. Круглоголовые захватили королевское знамя, но в пылу сражения конь под моим отцом был убит и упал, прижав его к земле. Отец лежал, придавленный, со сломанной ногой, и вдруг видит: к нему приближается всадник, солдат короля, подняв саблю с золотой рукояткой, чтобы снести ему голову. Он стал читать молитву, добрую... черт побери... протестантскую молитву, когда на него легла длинная тень и какой-то пикинёр, человек-великан, ростом с дерево, проткнул нападавшего прямо сквозь коня. Спаси нас Боже! Великан одной рукой вытаскивает свою пику футов двадцать, или даже больше, длиной, а другой достает саблю и прорезает вокруг отца конскую тушу, чтобы тот мог встать на ноги и сражаться.
Голос замолк, послышались звук отрыжки и быстрое нечленораздельное ругательство. Громко заскрипел отодвигаемый стул, как будто кто-то быстро вскочил. Марта услышала стон и нетвердые, хотя и быстрые шаги бегущего к двери человека. Отодвинулся второй стул, и пьяный голос Роджера позвал:
— Погоди, Джон, погоди! Я помогу. У меня есть слабительное, которое хорошо очищает.
Марта проскользнула в общую комнату, где в очаге уже закипал котел. Она подняла стул, уроненный при скоропалительном бегстве Джона, поставила его и осторожно опустила в булькающую воду мясо и травы, чтобы приготовить сестре бульон. Было слышно, как во дворе Джон сначала смеялся, потом ругался, потом его рвало. Хорошо бы, чтобы снадобье Роджера подействовало и утром Джон был в состоянии что-то делать. Впрочем, скорее всего, ей придется весь день выслушивать его жалобы на головную боль и расстройство желудка.
Марта распахнула входную дверь и шикнула на мужчин. Затем, указав им на дверь сарая, грозно заявила:
— Если вы разбудите сестру, я вам такую прочистку устрою, что вы станете сухими, как жена Лота!
Закрыв дверь, она вернулась к еле теплящемуся огню с мыслью о том, что мужские рассказы очень похожи на вышивание безумной женщины, которая работает без устали, прошивая ряд за рядом, причем стежки и узелки могут быть вполне аккуратные и приятные для глаз, но, взятые вместе, создают картину чего-то гротескно-сумбурного, все более чудовищного с каждой переделкой.
Еще она знала, что у женщины, как и у мужчин, есть своя история кровопусканий, своя страсть к конфликтам. Иногда в моменты ужасной опасности она сама хотела с криком ринуться вперед навстречу судьбе, размахивая ножом, с горящими волосами. Затаив дыхание, Марта слушала рассказ Джона о битве и вовсе не испытывала отвращения к повествованию о кровопролитии и о солдате-великане на поле боя у Эджхилла скорее, ее охватило напряженное, трепетное ожидание.
Марта почувствовала, что позади нее кто-то стоит, и, обернувшись, увидела Аллена. Мальчик, нахмурившись, стоял у двери спальни, его брови сошлись на переносье, как два гуся туманным утром. Она ему улыбнулась, но он лишь отвернулся и ушел в комнату, и вскоре она услышала, что ее зовет Мэри.