Потрясенная разговором с жестянщиком, Марта вся раскраснелась, но Пейшенс была слишком довольна удачной торговлей и занята плачущей Джоанной, чтобы обратить внимание. Когда Джон выехал с площади, Уилл положил сжатые в кулачки руки на колени к Марте и спросил:
— Масло или сливки? — Он стучал кулачками по ее коленям, пока она не повернулась к нему, и снова задал свой вопрос: — Масло или сливки?
В эту игру они играли часто — один прятал в руке что-нибудь вкусненькое, а другой должен был догадаться в какой. «Масло» означало левую руку, «сливки» — правую. Если второй отгадывал, первый должен был отдать ему лакомство. Марта внимательно посмотрела на чумазое личико, по-детски удивленное и озабоченное ее расстроенным видом, и, взъерошив мальчугану волосы, улыбнулась.
— Масло, — сказала она, постучав пальцем по левой руке.
Уилл с облегчением ухмыльнулся и раскрыл пустую ладошку.
— Ну так ешь, — подсказала она, и он быстро сунул в рот влажный кусочек сахара, который был зажат в правой руке.
Когда они проезжали мимо притихшей женщины в колодках, та, вытянув шею, с укором посмотрела на Марту. На смену стыду, который испытывает человек, выставленный на позор, пришла ярость, и пронзительный взгляд хлестнул Марту, как материнская пощечина и как материнское предостережение. Бледно-голубые глаза женщины, слегка замутненные начинающейся старческой слепотой, следили за повозкой, пока та не выехала за городскую черту.
Покос на общинных полях начался на восходе солнца. Весь городок Биллерика вышел косить зеленые волокнистые травы, колышущиеся на ветру, словно бьющие поклоны волны. Каждому семейству полагался свой участок, причем наиболее крупные хозяйства получали и больше корма для скотины. Задолго до рассвета мужчины и женщины пешком и в повозках, с серпами, граблями и вилами, вышли на дорогу, петлявшую в северном направлении за равниной Лоуз. Они шли группами, семьями по крови или браку и большими компаниями добрых соседей, которые с удовольствием обменивались новостями и сплетнями о том, кто недавно родился или умер в соседних деревнях, о превратностях торговли на рынке, затухающей или вновь зарождающейся, как жизнь человека. Они говорили вполголоса, окликая друг друга хриплым шепотом, будто солнце было живым существом, которое можно испугать громкими спорами и криками.
Марта решила не ехать в повозке с Пейшенс и детьми, а пройти несколько миль пешком. Она шла весело и быстро, поспевая за размашистым шагом Томаса, ветер обдувал ее голые, без чулок, лодыжки. Она с удовольствием сняла бы и башмаки, если бы не присутствие мужчин. Иногда Уилл пробегал туда-сюда между ними и повозкой, дразня их криками: «Поймайте меня, поймайте, поймайте!» — пока Томас не схватил его в охапку и не взвалил визжащего мальчишку себе на плечо. Некоторое время паренек так и висел, в радостном возбуждении оттого, что сверху ему была видна вся масса людей, неустанно шагающих вперед. Когда они зашли далеко за Лисий ручей и двигались по холму, Томас посадил мальчика обратно к матери и пропустил повозку вперед, а сам сделал знак Марте на минутку остановиться. Повозка покатилась вниз по склону холма, и Пейшенс, обернувшись, внимательно посмотрела на отставших. В ее глазах читались настороженность и молчаливый вопрос.
Томас указал на запад, на излучину реки Конкорд, где образовалась глубокая заводь, густо поросшая рогозом и вайей.
— Через год, — сказал он, — это будет моя земля. Моя и Джона.
От раскинувшейся перед ней красоты и возможностей, которые откроются владельцам такого места, у Марты перехватило горло, и желание, такое же сильное, как отчаяние, сдавило грудь. Встающее солнце осветило маленький водоворот на реке, и, когда Марта повернулась к Томасу, ее лицо тоже озарилось косыми лучами. Ей никогда не приходилось видеть человека, который мог стоять так спокойно и в то же время так непоколебимо неподвижно. Полное отсутствие движения могло обмануть любого, кто счел бы мирно стоящего высокого и угловатого валлийца человеком совсем не опасным.
Во всем, что делал Томас, проявлялись четкость и экономия движений, он никогда не прикладывал усилий больших, чем требовалось, давая возможность движущей силе инструмента и силе тяжести сдвигать камни и комья земли.