После ужина он напоил хозяйку вином и повел в постель, прижавшись к ней, как шерсть к собаке, и не раз, а дважды насладился ее телом. Утром, когда она сидела напротив, пока он ел свой завтрак, Брадлоу не мешал ей болтать о том о сем, раскачивая туфлей, повисшей на пальцах, и обхватив ладонями подбородок с ямочкой посредине. Потом, взяв ее за руку, он снова повел ее в кровать, уложил и накрыл лицо подушкой. Женщина боролась отчаяннее, чем он предполагал, царапалась, раздирая ногтями его кожу, и Брадлоу пришлось позвать на подмогу Корнуолла, который натянул одеяло на руки и ноги проклятой шлюхе, а сам взгромоздился сверху. Так что прикончить ее они смогли лишь вдвоем, и в каком-то смысле Брадлоу даже восхищался тем, как женщина боролась за жизнь.
Наконец бугор под одеялом замер. Брадлоу снял подушку и увидел, что глаза миссис Паркер смотрят в пустоту, а кукольный ротик с поблескивающими губами открыт. Брадлоу прислонился к стене, потирая свои царапины, и снова взглянул на угрюмого Корнуолла. Огромные пространства дикой природы, раскинувшиеся вокруг города, почему-то подействовали на великана угнетающе. Бостон был обычным разношерстным портовым городом, как любой другой, с носильщиками, ворами и шлюхами, снующими по верфям в любое время дня и ночи, хотя и со значительно меньшим шумом и помпой, чем в Лондоне. Но там, за Лисьим холмом, за равнинами Роксбери, простирался бескрайний лес с дорогами, исчезающими в безграничных, уходящих вдаль чащах и непроходимых зеленых кустарниках, напоминавших своим синевато-зеленым нефритовым цветом толщу океанской воды, которая чуть не поглотила лондонцев.
Когда-то Брадлоу своими глазами видел, как его огромный приятель зарубил топором троих лиходеев, попытавшихся отобрать у него вещи, которые тот сам только что украл. Великан разозлился не на шутку, почувствовав, что вся его нелегкая работа того и гляди пойдет псу под хвост. И вот теперь он сидит, как кастрированный мерин, обмякший и безответный.
— Девку тебе надо, приятель, и поскорее. У меня нет сил глядеть, как ты тут киснешь.
Корнуолл посмотрел на него без всякого выражения и пожал плечами.
Стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Брадлоу сделал товарищу предостерегающий знак рукой, ибо тот уже начал вставать с кровати, и, подойдя к окну, осторожно выглянул на улицу.
— Это констебль, — прошептал он, махнув Корнуоллу, чтобы тот не двигался с места.
Стук возобновился, на этот раз сильнее, и Брадлоу спрятался за створку, потому что констебль, сделав шаг назад и задрав голову, стал всматриваться в окна второго этажа. Потом он еще раз сильно ударил в дверь, крикнув, чтобы миссис Паркер скорее открывала, но в конце концов забрался в седло и щелкнул языком, понукая лошадь тронуться в обратный путь.
Обернувшись, Брадлоу увидел, что Корнуолл разглядывает бездыханное тело миссис Паркер почти с сочувствием, качая головой, словно только сейчас случайно наткнулся на ее труп.
Если повезет, то тело следившей за ними женщины обнаружат лишь на следующий день. Но даже в случае их ареста и допроса на нем не будет никаких следов, свидетельствующих о насильственной смерти. Он направил ищеек по ложному следу на север, и, когда те поймут свою ошибку, они с Корнуоллом успеют спрятаться и получат необходимую помощь от агента в Салеме. Там, хорошенько отдохнув, они составят план убийства Томаса Моргана. Нередко во время ужасного путешествия через океан Брадлоу мысленно смаковал детали будущей казни: как они свяжут Моргана по рукам и ногам и медленно, точно с апельсина, будут срезать с него кожу. Но сейчас Брадлоу устал, слишком устал, чтобы биться с этим человеком врукопашную. Хватит и головы преступника. Однажды он ходил смотреть на забальзамированную высохшую голову Оливера Кромвеля, выставленную на шесте у Вестминстерского аббатства. На черепе еще можно было разглядеть кусочки плоти и волос. Брадлоу с удовольствием представлял себе голову Моргана в таком же точно виде, понемногу усыхающую в бочке для соления, пока она не превратится в кусок бекона.
И тогда они оба смогут убраться из этого затерянного на краю света места, которое так похоже на душный гроб.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Распоротая наволочка с гусиным пухом лежала на кровати, изогнутые нежные перышки казались ослепительно-белыми на фоне темно-серой холстины. Рядом с наволочкой были и другие вещи, время от времени перекладываемые осторожной рукой: четыре пуговицы, вырезанные из мелких беличьих косточек, заколка из отполированного кусочка оленьего рога, купленная на рынке в придачу к английской материи, покрывало из оленьей кожи, ставшее мягким и теплым, оттого что его как следует выдержали на солнце. Марта сидела, перебирая и разглядывая одно за другим сокровища, которые Томас почти каждый день после сенокоса оставлял для нее в тех местах, куда она наверняка должна была пойти, — он делал это украдкой, стесняясь и никак не показывая, что ожидает от нее благодарности.