Набрав пасты из ржавого вяза, Мэри осторожно вложила ее в родовой канал, одновременно подбадривая Пейшенс разговором о том, каким чудесным будет сынок и как горд будет его отец. Марта тем временем забралась на кровать позади Пейшенс и, приподняв, усадила кузину. А та, все с большим ожесточением мотая головой из стороны в сторону, повторяла: «Не могу больше, не могу, не могу...»
— Надо дать ей еще настоя, — тихо сказала Мэри. Вдруг Пейшенс обмякла и замерла, на ее лице появилось выражение еще большего ужаса. Потрескавшимися губами она прохрипела:
— Что ты такое говоришь? Что? Что? — Она посмотрела на Мэри, потом на склонившуюся к ней через плечо Марту и прошептала в еще большей истерике: — Вы травите меня! Вы меня убиваете! Убийцы! Убийцы! — Ее глаза обратились к двери. — Помогите! Меня хотят отравить! — умоляющим голосом закричала она.
Марта посмотрела в ту же сторону и увидела, что у двери стоит Роджер.
— Господь Всемогущий, ее аж в хлеву слышно! — Он замолчал, неуверенно обведя взглядом женщин, и предложил: — Надо бы сделать ей кровопускание, и крови выпустить побольше.
Пейшенс потянулась к Роджеру, хватая воздух руками, и закричала:
— Да-да, пусть сделает. Отворите мне вены и уберите эту боль из головы.
— Супруг мой, — тихо сказала Мэри, — ты устал. Пойди отдохни и дай нам заниматься своим делом.
Роджер задержался в дверях и оценивающе оглядел лежавшую на кровати роженицу, отметив ее бледность и распухшие конечности.
— И долго она рожает? — спросил он Марту.
— Со вчерашнего утра.
Марта, стиснув зубы, обтерла лицо кузины прохладной тканью. У Роджера на все — любой синяк, прыщик или ожог — был один ответ: выпустить из больного как можно больше крови, пока несчастный не станет белее овечьей шерсти.
— Она флегматик... — начал он.
Закрыв руками уши кузины, Марта рявкнула:
— Она не флегматик, она измучена!
Роджер пожал плечами, но, прежде чем уйти, сказал Марте:
— Я привез касторовое масло, если уж на то пошло.
Спрятав лицо в ладони, Пейшенс зарыдала со словами, что она точно умрет, и Марта обняла ее и стала покачивать. Касторовое масло было средством коварным и опасным. Оно, несомненно, стимулировало роды. Но плоды клещевины нужно было выдерживать в масле месяцами, чтобы его как следует очистить, и в результате это снадобье действительно могло отравить женщину. Мэри приложила ухо к животу Пейшенс, прислушиваясь к звукам новой жизни, и, когда вновь взглянула на Марту, торопливо произнесла:
— Помоги мне ее поднять.
Вдвоем они вытащили Пейшенс из кровати и опустили на пол на корточки. Обе взяли ее за руки, упрашивая, убеждая и заставляя тужиться снова и снова. Через несколько часов Пейшенс начало трясти в лихорадке, а ее тело покрылось потом. Когда она начала бормотать в бреду что-то невнятное, ее вновь опустили на кровать, подложив под голову подушки. Кивнув Марте, чтобы та шла следом, Мэри направилась в общую комнату, где мужчины ели холодный обед — мясо со вчерашней кашей. Лица всех были напряжены из-за мучительных криков, доносившихся из спальни. Дети сидели на скамье, сцепив руки, и с ужасом молчали.
Мэри подозвала Роджера и, когда он подошел, прошептала:
— У нее больше нет сил тужиться. Если ребенок не родится в ближайшее время, они оба умрут.
Роджер пошел к седельной сумке и стал перебирать какие-то бутылочки. Наконец достал небольшой коричневый сосуд. Вынув пробку, он осторожно вылил в кружку с элем небольшое количество тягучей маслянистой жидкости. Потом, подумав, добавил еще капельку и, разболтав полученную смесь, сказал:
— Надо выпить залпом.
— Сама она этого не сделает, — предупредила Марта и задумалась, как им раздвинуть кузине челюсти и силой залить в рот эту маслянистую смесь.
Взяв кружку, Роджер пошел с ними в спальню, где, едва дыша, лежала Пейшенс. Ее пальцы время от времени вцеплялись в порванные простыни, а глаза не мигая смотрели в потолок. Велев женщинам придержать Пейшенс, Роджер наклонился над кроватью со Словами: