Через десять дней после возвращения Даниэля на пороге дома Тейлоров появился Эйза Роджерс. Томас и Джон ушли охотиться, и, когда мельник сдержанно улыбнулся Марте, обнажив за тонкими губами ряд потемневших зубов, она поняла, что он выжидал удобного момента, чтобы возобновить разговор о покупке земли. Выразив соболезнования Пейшенс, отрешенно сидевшей у стола, он вновь кратко изложил суть дела Даниэлю.
— Мистер Тейлор, — начал Роджерс, расправляя складки своей куртки, — вы честный человек и всегда держите слово. Но мне известно из достоверных источников, что человек, который работает на вас, опасный преступник.
Даниэль с несчастным видом посмотрел на Роджерса и провел пальцами, как граблями, по волосам, так что волосы поднялись петушиным гребнем.
— Томас всегда был честен и трудолюбив. Мне никто никогда не говорил, что он не тот, за кого себя выдает.
— Конечно, он трудится как лошадь, но в Салеме ходят слухи...
— Слухи, конечно, ходят, да еще гнусные сплетни жестянщика, — не выдержала Марта.
Она поднялась и встала за спинкой стула, сжав руки.
Даниэль поднял руку, призывая к спокойствию:
— Назвать человека преступником — это серьезное обвинение. О чем именно вы толкуете?
— О том, что он убийца короля, сэр.
С этими словами Роджерс повернулся к Марте, приподняв брови.
Даниэль вздохнул, чтобы справиться с волнением.
— Здесь, в Биллерике, — сказал он, — вы едва ли найдете фермера, у которого по рождению или по браку не имелось бы родственников, сражавшихся против короля. Но государь своею милостию всех их простил, сэр.
— Всех, да не всех. Он не простил тех, кто собственные руки обагрил кровью монарха, Карла Первого. Я слышал это от Эзры Блэка, семья которого пользуется уважением в Биллерике.
— Чушь какая-то! — воскликнула Марта раздраженно.
— У вас заведено, чтобы служанка оспаривала ваши суждения или мнения других? — глядя на Даниэля, спросил Роджерс.
Даниэль, увидев, что щеки Марты залило краской, быстро ответил:
— Это кузина моей жены.
— Сколько вы предлагаете? — неожиданно вмешалась в разговор Пейшенс.
До этого она сидела с опущенной головой, словно дремала, и Марта посмотрела на нее с удивлением.
Роджерс развернулся в сторону Пейшенс и ответил:
— Я плачу два фунта сейчас и еще два через год.
От такой суммы у Марты перехватило дыхание. Два фунта — немыслимые деньги, и их мог предложить лишь человек, который рассчитывает получить какое-то иное вознаграждение, никак не связанное с доходом от мельницы. Даниэль поднялся и проводил Роджерса до двери со словами:
— Я подумаю и дам вам ответ.
Уходя, Роджерс выразительно и долго смотрел на Пейшенс, как будто давая ей понять, что надеется на ее помощь, и, когда Марта вновь взглянула на кузину, она заметила то же расчетливое выражение, какое было у той, когда она торговалась с Томасом по поводу награды за убитых волков.
Марта стояла у двери и смотрела на уезжающего Эйзу Роджерса в строгом аккуратном плаще с черно-белым воротником, как у священника. Но оценивающие и жадные взгляды, которые он бросал на хлев и поля Тейлоров, напомнили ей ворону, исследующую задвижку на ящике с зерном. Мать Марты, повивальная бабка, при виде шумной стаи ворон любила приговаривать: «Одна ворона — быть беде; радость ждите, если две; три — родится девочка, а четыре — мальчик». Но ворона, будучи птицей-предсказательницей, частенько оказывалась нахальной воровкой, а коли ей пытались помешать — злобной и агрессивной.
Когда Томас вернулся вечером, они сели рядом во дворе, подальше от любопытных глаз домашних. Марта рассказала ему о приезде Эйзы Роджерса и о его соблазнительном предложении купить предназначенный Томасу участок земли. Томас, опустив голову, задумчиво покусывал стебелек травы, но пока ничего не говорил. Волосатая гусеница, красновато-коричневая в черную крапинку, проползла рядом, и Марта принялась следить за ней. Это была первая гусеница, которую она увидела этим летом. Удивительно было, что гусеница появилась так рано.
— Такие есть у нас в Англии, — сказал Томас, ткнув гусеницу кончиком башмака и заставив ее свернуться колечком. — Там мы зовем их малиновый коконопряд. Он предвещает раннюю зиму.
Марта кивнула, натянув на колени передник:
— Едва ли зимы в Англии холоднее, чем здесь.
Она повернула голову и стала смотреть на профиль Томаса и опущенные книзу уголки его губ.